— Весьма почтенный сеньор… Ваш отец — он был то, что называется «светским молодым человеком». Я имел удовольствие быть знакомым и с вашей матерью…
Но тут он внезапно замолк и в смущении поднес чашку к губам. Затем не спеша повернулся в сторону Эги, который теперь излагал графу Гувариньо свое мнение о женщинах. Вначале они говорили о секретарше из русской миссии: нынче утром, у Кальяриса, Эга видел, как граф разговаривал с ней. Эга восхищался ее подвижностью, хрупкостью ее облика, красивыми глазами с зеленым отливом. Граф, тоже восторгавшийся ею, не мог нахвалиться ее умом и образованностью. По мнению Эги, эти качества скорее следовало отнести к ее недостаткам: женщина должна быть красивой и глупой… Граф принялся многословно доказывать, что он отнюдь не любитель ученых дам; разумеется, место женщины у детской колыбели, а не в библиотеке…
— Но все же приятно, когда с женщиной можно побеседовать о чем-то увлекательном, к примеру, о какой-нибудь статье в журнале, о… О какой-нибудь новой книге… Разумеется, не о трудах Гизо или Жюля Симона… Но, допустим, о Фелье или… Женщине необходимы какие-то таланты… Как вам кажется, Нето?
Нето важно изрек:
— Даме, особенно пока она еще молода, следует развивать свои дарования…
Эга с жаром запротестовал. Женщина одаренная, да еще со склонностью к литературе, толкующая о господине Тьере и господине Золя, все равно что цирковая лошадь, которую выучили скакать сквозь обруч. Женщине надобно обладать лишь двумя талантами: она должна хорошо готовить и хорошо любить.
— Вы, разумеется, помните, сеньор Соуза Нето, что сказал Прудон?
— Точно не помню, но…
— Во всяком случае, вы, конечно, хорошо знаете Прудона?
Сеньор Соуза Нето, явно недовольный подобным допросом, сухо пробормотал, что Прудон — автор весьма известный.
Однако Эга с дерзкой настойчивостью продолжал:
— Но вы, очевидно, читали, как и мы все, его замечательные страницы, посвященные любви?
Сеньор Нето, побагровев, поставил чашку на стол. И приготовился убийственным сарказмом уничтожить этого наглого литературного юнца.
— Я не знал, — произнес он с любезнейшей улыбкой, — что сей великий философ писал о столь непристойных вещах.
Эга, потрясенный, воздел руки к небесам:
— О, сеньор Соуза Нето! Вы, отец семейства, считаете любовь непристойностью?
Сеньор Нето рассердился. И, выпрямившись, авторитетно и с высоты занимаемого им в чиновном мире положения изрек:
— В моем обычае, сеньор Эга, никогда не вступать в споры и уважать чужие мнения, даже если они нелепы…
И он почти повернулся к Эге спиной; в голосе его еще звучало раздражение, когда он обратился к Карлосу с вопросом, как долго тот намерен теперь оставаться в Португалии. Докуривая сигары, они обменялись несколькими словами о пользе путешествий. Сеньор Нето жаловался, что его многочисленные обязанности не позволили ему поездить по Европе. В детстве это было его заветной мечтой, но нынче государственные дела держат его привязанным к письменному столу. И он не был даже в Бадахосе…
— А вам какая из столиц пришлась больше по сердцу — Париж или Лондон?
Карлос не знал, что ответить; трудно сравнивать. Эти два города столь же различны, как и культуры этих стран…
— В Лондоне, — заметил советник, — повсюду уголь…
Да, отвечал Карлос, улыбаясь, угля много, особенно в каминах, когда холодно…
Сеньор Соуза Нето подхватил:
— Да, холода там, должно быть, всегда изрядные… Северный климат!
Секунду он, прикрыв глаза, посасывал сигару. Затем высказал следующее проницательное и глубокое наблюдение:
— Практический народ, народ сугубо практический.
— Да, довольно практический, — рассеянно отозвался Карлос, делая шаг в сторону гостиной, откуда доносился мелодичный смех баронессы.
— Скажите-ка мне вот о чем, — продолжал допрашивать Карлоса сеньор Соуза Нето, на сей раз с истинным любопытством. — А есть там, в Англии, такая же занимательная литература, как у нас: писатели и поэты?
Карлос положил сигарный окурок в пепельницу и ответил безжалостно:
— Нет, этого у них нет.
— Я так и знал, — пробормотал Соуза Нето. — Деловой народ.
Они перешли в гостиную. Эга смешил баронессу: он сидел против нее и снова рассказывал о Селорико, о тамошних soiree, описывая с забавными подробностями местные власти и аббата, который пел сентиментальные фадо, аккомпанируя себе на фортепьяно. Сеньора в красном сидела рядом на софе, сложив руки на коленях, и взирала на Эгу глазами, полными такого ужаса, словно перед ней акробат показывал смертельные трюки. Дона Мария перелистывала у стола иллюстрированный журнал: вид у нее был утомленный; заметив, что Карлос ищет взглядом графиню, дона Мария подозвала его и шепотом сказала, что графиня пошла узнать, как себя чувствует Чарли…
— А что, — спросил Карлос дону Марию, — что с ним, с милым Чарли?
— Графиня говорит, что он сегодня простужен и немного вял.
— Сеньора дона Мария тоже мне кажется сегодня немного вялой.
— Это от погоды. В моем возрасте и хорошее и дурное самочувствие зависит только от погоды. А в твоем возрасте — от других вещей. Кстати, о других вещах: значит, Ракел Коэн вернулась тоже?