Снаружи в такие тихие, безветренные дни ни один лист не шевелился в припорошенном пылью саду, изнемогавшем под знойными лучами. Из дома, сверкающего белизной на солнце, сквозь закрытые ставни доносились, наводя сон, слабые звуки гамм, разыгрываемых Розой. И в беседке тоже воцарялась умиротворенная тишина, нарушаемая лишь томным вздохом из глубины шелковых подушек на софе или нескончаемым поцелуем, венчающим бескрайнее блаженство. Из сладостного забытья их выводила Ниниш: ей надоедало лежать без движения в нагретой солнцем беседке, где душный воздух благоухал ароматом жасмина.
Мария медленно поднималась, проводила ладонями по лицу и тут же вновь в благодарном изнеможении падала к ногам Карлоса… Боже мой, как ей невыносимо расставаться с ним! И зачем? Разве не глупо, — ведь они все равно как муж и жена, — им расставаться и ей проводить здесь ночи одной, умирая от желания быть с ним вместе, а ему лишаться ее ласк и спать на одиноком ложе в «Букетике»… И она еще долго не отпускала его, прильнув к нему в немом экстазе, с повлажневшим взором, и их нескончаемый поцелуй все длился, умирая на усталых губах. И только Ниниш вынуждала их наконец покинуть беседку: она бегала от двери к софе, ворча, готовая вот-вот залаять.
Мария, уединяясь с Карлосом в беседке, часто была неспокойна. Что подумает мисс Сара об их странном затворничестве в беседке с закрытым окном, откуда не доносится ни звука? Мелани была нанята в услужение к Марии еще девочкой и пользуется ее полным доверием; добряка Домингоса тоже можно не опасаться. Но мисс Сара?.. Мария с улыбкой признавалась Карлосу, что, встречаясь с мисс Сарой за обедом, робеет под невинным взглядом англичанки с ее девственно гладкой прической… Разумеется, позволь себе добрая мисс хоть какой-нибудь намек или даже легкую гримасу, ей немедленно был бы куплен билет на пароход до Саутгемптона! Роза не стала бы о ней жалеть, Роза не слишком к ней привязана. Но англичанка такая серьезная особа и относится к ней, Марии, с таким обожанием! Ей не хотелось бы утратить уважение столь высоконравственной девушки. И они решили как можно скорее расстаться с мисс Сарой, вознаградив ее по-королевски, а позднее, в Италии, заменить ее гувернанткой-немкой, для которой они будут обычной супружеской парой, «месье и мадам…».
Мало-помалу желание глубже и полнее наслаждаться своим счастьем завладело ими всецело. Краткие свидания в беседке, где над крышей пели птицы, в жаркие полуденные часы, когда сад изнемогал под жгучим солнцем, заставляли их мечтать о долгом блаженстве долгих ночей, о тесных объятиях, которым не препятствует плотная ткань одежд, о погруженных во тьму полях и селениях, где все спит крепким сном…
И к тому же их желание так легко осуществить! Из залы со шпалерами, сообщавшейся со спальней Марии, стеклянная дверь вела в сад; гувернантка и слуги в десять часов расходятся по своим комнатам на верхнем этаже; весь дом засыпает; у Карлоса есть ключ от ворот; кроме Ниниш, собак нет, а Ниниш не могут смутить их поцелуи…
Они оба страстно желали провести ночь вместе. Вечером, когда стемнело, возвратившись с прогулки по окрестностям, они попробовали ключ от ворот — Карлос обещал, что отдаст покрыть его позолотой, — и, к его удивлению, старые ворота, всегда надсадно скрипевшие, открылись бесшумно на хорошо смазанных петлях.
Карлос приехал этой же ночью; он велел Мулату, чья скромность оплачивалась щедрыми чаевыми, оставить лошадей в поселке и подать экипаж к воротам на рассвете. На низком, душном небе не светилось ни одной звезды; лишь далеко над морем вспыхивали белые молнии. Осторожно пробираясь вдоль стены, Карлос по мере приближения к заветной цели все сильнее ощущал в себе какую-то неясную грусть и тревогу, омрачавшие его восторг при мысли о близком блаженстве. Дрожь охватила его, когда он открывал ворота; сделав несколько шагов, он замер, услышав в доме яростный лай Ниниш. Но все сразу стихло, и в угловом окне, выходящем в сад, блеснул успокоительный свет. У стеклянной двери его ждала Мария в кружевном пеньюаре, она прижимала к себе Ниниш, которая все еще тихо ворчала. Возбужденная неожиданным появлением Карлоса, собачка не желала возвращаться в дом, и Карлос с Марией присели на ступеньках и сидели так, пока Ниниш не унялась и не стала лизать Карлосу руки. Все кругом расплывалось сплошным чернильным пятном; лишь далеко в море маячил во тьме тусклый блуждающий огонек на верхушке мачты. Мария прижалась к Карлосу, словно ища у него защиты от неведомой опасности; из груди ее вырвался протяжный вздох, и глаза тревожно мерцали в темном безмолвии, где сад, и дом, и они сами, казалось, вот-вот перестанут существовать, поглощенные, растворенные окружающей тьмой.
— Отчего нам не уехать в Италию теперь? — спросила она вдруг, беря Карлоса за руку. — Если мы все равно туда поедем, то почему бы не теперь? Это избавило бы нас от необходимости тайных свиданий и всех страхов…