Семейство Майя

В один из таких вечеров, утомленный жарой, Карлос задремал на софе — и проснулся в испуге, лишь когда стенные часы пробили два часа ночи! Он был в отчаянии. Пропустить ночь любви! А Мария ждала его и, верно, вне себя от тревоги, не спит, воображая невесть какие несчастья!.. Он схватил палку и бегом поспешил в Оливаес. Но, уже открывая осторожно ворота, Карлос подумал, что Мария могла и заснуть, тогда Ниниш своим лаем всех перебудит, все же он, стараясь ступать бесшумно, двинулся по аллее, обсаженной акациями, к дому. И вдруг совсем близко от него из травы, укрытой нижними ветвями дерева, послышалось громкое мужское дыхание, прерываемое звуками поцелуев. Карлос остановился как вкопанный — первым его побуждением было пустить в ход палку и отдубасить хорошенько этих животных, которые оскверняли своей похотью приют его любви. В темноте мелькнула отброшенная в сторону белая нижняя юбка; женский голос, изнемогая, простонал: «Oh yes, oh yes…» Это был голос англичанки!

О боже, это — она, англичанка, мисс Сара! Ошеломленный Карлос на цыпочках выскользнул за ворота и тихо запер их; затем, зайдя за угол и спрятавшись в тени бука, стал ждать. Он весь дрожал от негодования. Следует немедленно рассказать Марии об этом ужасе! Нельзя ни секунды позволить этой грязной твари находиться рядом с Розой, пятнать ее ангельскую невинность… Какое опасное лицемерие, и сколько хитрости и сноровки: ни разу ничем себя не выдать! Недавно он сам видел, как гувернантка смущенно отвела взгляд от гравюры в иллюстрированном журнале, где пастух с пастушкой обменивались невинным поцелуем среди буколических зарослей. А сейчас она вопит от страсти, распростертая на траве!

У ворот блеснул огонек папиросы. Какой-то мужчина вышел на дорогу — рослый, грузный, с плащом на плечах. По виду похож на батрака. Милая мисс Сара не из разборчивых! Чистенькой, благовоспитанной, гладко причесанной пуританке нужен самец, пусть даже грубый и грязный! И она неделями вела двойную жизнь — дневную и ночную! Днем — строгая, непорочная, вечно краснеющая, с неизменной Библией в рабочей корзинке; а по ночам, едва малышка засыпала, ее наставница, накинув шаль, вылезала, подобно похотливой козе, в сад, на травку, чтобы валяться там с любым подвернувшимся козлом!.. Вот тема, достойная пера Эги!

Карлос вернулся к воротам и осторожно отворил их; затем вновь неслышными шагами поднялся по аллее к дому. Но теперь он уже сомневался, должен ли он рассказать Марии об «этом ужасе». Он подумал, что Мария тоже ждала его в тишине заснувшего дома у раскрытого любовного ложа; и ему тоже приходилось пробираться к ней украдкой, как и тому батраку с плащом на плечах… Разумеется, подобное сравнение кощунственно! Можно ли божественную любовь сравнивать со скотским вожделением… И все же он опасался оскорбить чувствительность Марии, открыв ей, что рядом с ее возвышенной любовью — на роскошном ложе, среди золотой парчи — существует грубая страсть, бросающая любовников на голую землю, но, увы, столь же запретная и тайная… Он невольно показал бы ей отражение ее собственной вины, отражение затушеванное, но все же сходное по своим очертаниям, плачевным образом сходное… Нет, нет, он ничего ей не скажет. А малышка?.. О, с Розой гувернантка, как всегда, будет держать себя строгой пуританкой, усердной и добропорядочной.

Застекленная дверь была еще освещена; Карлос бросил в стекло горсть земли, потом тихонько постучал. Дверь отворилась, и, в едва запахнутом пеньюаре, подбирая рассыпавшиеся по плечам волосы, вышла Мария, явно разбуженная его стуком.

— Почему ты так поздно?

Карлос поцеловал ее в глаза, полузакрытые тяжелыми от сна веками.

— Читал и нечаянно заснул… А когда открыл ворота, мне послышались чьи-то шаги, и я обошел весь сад… Но это мне почудилось, в саду никого нет.

— Придется нам завести цепного пса, — прошептала она, потягиваясь. И присела на край постели, бессильно опустив руки, совсем сонная, улыбкой прося прощения за свою лень.

— Милая, ты устала! Может быть, мне лучше уйти?..

Но Мария привлекла его к себе: кожа ее была душиста и горяча.

— Je veux que tu m'aimes beaucoup, beaucoup, et longtemps…[114]

Назавтра Карлос не поехал в Лиссабон и появился в «Берлоге» раньше обычного. Мелани, убиравшая беседку, сказала ему, что мадам дурно спала и теперь пьет шоколад в постели. Карлос прошел в гостиную; напротив открытого окна на скамье в тени деревьев сидела за шитьем мисс Сара.

— Good morning, — поздоровался Карлос и подошел поближе к окну, желая видеть ее лицо.

— Good morning, sir[115], — отвечала гувернантка, и черты ее выразили обычную застенчивую сдержанность.

Карлос пожаловался на жару. Мисс Сара находила, что даже в столь ранний час жара невыносима. К счастью, близость реки немного ее смягчает…

Особенно прошедшей ночью, настаивал Карлос, зажигая папиросу, была такая страшная духота! Он едва смог заснуть. А она?

О, она спала прекрасно. Карлос осведомился, хорошие ли ей снились сны.

— Oh yes, sir[116].