Но однажды разразился скандал из-за Аапели Карккулы. Юхани опять бранился со своей женой, А Аапели, немного подвыпивший, сидел на лавке и сдуру вздумал вмешиваться в семейные дела, горячо защищая Юхани. Юхани разошелся вовсю и называл Венлу пустышкой, а Аапели, глупый человек, воображая, будто доброе дело делает, обозвал ее еще беспутной, нахлебницей и безродной. Но тут глаза Юхани вдруг засверкали, он вскочил и, как разъяренный медведь, ринулся на оторопевшего Аапели. Тот зайцем юркнул в дверь, Юхани за ним, и загрохотали тут двери, сени и крыльцо. Перепуганные собаки, лежавшие у входа, взвизгнули и, поджав хвосты, кинулись в сторону; они с опаской глядели вслед мужикам, которые стрелой пронеслись через каменистый двор. Впереди с отчаянным ревом мчался Аапели, за ним скакал взбешенный Юхани. А из избы доносился звонкий смех Венлы и девки-работницы. Однако догнать Аапели Юхани не удалось, и он уже у ворот повернул обратно, грозясь когда-нибудь проучить этого задиристого молокососа Карккулу. Войдя в избу, он грохнул кулаком по столу и сказал: «Меня ругай, но жены моей не трогай! Другой такой жены во всем Шведском королевстве не сыщешь». Так он похвалялся. И точно, по части хозяйства эту женщину не в чем было упрекнуть. Правда, она была большая охотница до кофе, и Юхани то и дело ворчал на нее за это; но хозяйка не очень-то обращала на это внимание — на огне, как и прежде, клокотал пузатый кофейник. Да и сам ворчун всегда охотно принимал из пухленьких рук жены дымящуюся чашку. Мало того — бывая в городе, он никогда не забывал купить своей Венле кулечек кофе и изрядный кусок сахару.
Венла подарила муженьку здоровых, цветущих наследников. Но вначале дело шло не так, как хотелось Юхани. Первым плодом их любви была хитроглазая девочка, что очень опечалило и даже рассердило отца. Почему ему не даровали славного парня? Однако Юхани надеялся, что в следующий раз дело будет иначе. Прошел год, кончался другой, и Венла родила вновь, но опять девочку. Старуха теща, завернув ее в белые тряпки и сладко улыбаясь, понесла показать ребенка сердитому отцу. Юхани пришел в восторг, думая, что исполнилась его надежда, и спросил: «Мальчик или девочка?» — «Сам, зятек, погляди», — отвечала старуха. Юхани посмотрел и в сердцах крикнул: «Убирайтесь к черту со своей козявкой!» Однако, оставшись один, он минуту спустя промолвил: «Да благословит господь все-таки мое семя!»
Прошел еще год, за ним другой, и наконец Венла родила мальчика, настоящего крепыша — в точности, как Юхани. То-то было радости и веселья в доме Юхани, и даже Венла показалась Юхани милее прежнего. И вот бабы принялись выбирать имя мальчугану: одна предлагала назвать его Рансси, то, бишь, Францем, другая — Флорентином, третья — Эриком Транслатусом, а Венла — Иммануилом. Но тут в дело вмешался сам Юхани и, замахав руками, сказал: «Нет, моя Венла, нет. Юхани — имя ему»{101}
. И ребенок был окрещен по отцу и стал его тезкой. Отец в нем души не чаял и звал его то воробушком, то вороненком.В семейной жизни Юхани преобладали, таким образом, пригожие, солнечные дни; но временами задували и буйные ветры. Однако если и набегали тучи, то ненадолго — вскоре вновь возвращалось вёдро.
C односельчанами и соседями дела шли не так гладко. Часто возникали ссоры и горячие стычки по всяким причинам: то из-за межевых изгородей, то из-за лошадей, перескочивших через забор, то из-за свиней, выпущенных без хомутиков. Юхани был охотник решать дело кулаками, и щекам и волосам противника всегда угрожала опасность. Часто готова была вспыхнуть жестокая тяжба, но тут вмешивался Аапо, почтенный заседатель, и миролюбивой речью улаживал ссору. Да и сам Юхани был не прочь идти на мировую, особенно когда убеждался в своей неправоте. По части хозяйства Юхани также был деловым, расторопным человеком. Работники не могли сказать о нем ничего дурного — ни в поле, ни на сенокосе, ни в лесу, когда там с грохотом валили деревья.