Читаем Семеро братьев полностью

Семеро братьев

Штоф пива и две кварты вина для разбавления — самая подходящая мера для горла и головы уставшего парня. И вот заходил ходуном жбан, намокли бороды, парни песню запели, и захихикали хозяйские дочки. Но тут я распрощался с веселой компанией и пошел разгуливать по улице. Как затянул песню, так стекла в окнах вдребезги, и закопошились все мещане Тампере. Но я, веселый парень, пустился наутек, и в лицо им летели пыль да песок. Пришел я в город Пори, запихали меня в лукошко без двери, без окошка и покатали по площади немножко. Пришел я в Ньюстад — из окон кричат: «Поворачивай назад!»; пришел в Турку — хватают за шкурку. И попал я на улицу Анингайсти наконец, и там повстречались мне пять бойких девиц. Одна пнула меня ножкой, а другая говорит: «Пожалей его немножко. На подлеца не похож и лицом пригож». Третья сказала: «Что-то парень скучен», а четвертая добавила: «Видно, не обучен». — «Пойдем-ка гулять под ручку», — предложил я, но тут пятая задала мне взбучку и гаркнула: «Убирайся в Хельсинки!» Ну, пошел я в Хельсинки по тропке, и посадили меня там на казенную похлебку. Потом молодца водили на допрос и здорово накрутили хвост. «А теперь скатертью дорога, сорванец!» И опять я пустился в путь-дорогу. Мне ли, веселому парню, сердце у которого — точно кисет из тюленьей кожи, мне ли грустить да горевать! И вот я ходил-бродил, песни распевал, пробираясь но крутым дорогам. Добрался я до Хяме и забрался на кафедру Кунинкалы. А тут и аминь!

А еще мне надо огласить объявления: приходский кантор и губернский коновал не на шутку задумали пожениться. Свадьба будет завтра, завтра после обеденных щей. Пусть себе соединяются и слипаются, как вар и деготь! А еще объявляю, что на поденщину к пастору назначаются следующие усадьбы: Юллиля, Аллила, Юли-Сеппеля, Пимппала и Алавеси. По возу досок, по мерке гвоздей да по мужику со двора, а с крепкого и по два, чинить корыто в поповском свинарнике. Из вагона Кийалы пропал старый мерин, большой, вороной, с колокольчиком на шее, с путами на ногах, низкий, кроткий, хвост короткий.

Ну, на этот раз все. Скажу только, что овца — смирная скотинка, не бодается и не лягается, а вот если на быка найдет дурь, он деревья валит, землю роет и пастуха от самой макушки до пупа грязью забрызгает. А теперь опять аминь! Убирайтесь все по своим конуркам, а я схоронюсь на камне. Вот и вся проповедь.

С и м е о н и. На такое богохульство ты молодец, а вот умеешь ли ты читать, нечестивец?

Л а у р и. Вот так вопрос! Умеет ли поп читать? Я читаю, как пастор, и псалмы петь мастер. И на середине никогда не запнусь. А псалмы мои длинны, как стены в овине. Но поп должен служить обедню, а не псалмы петь. Я буду служить, а маленький Эро прислуживать.

Э р о. Я-то готов, только бы сил хватило с голодухи.

Ю х а н и. И ты с дураком заодно? Ах, бестия! На собачьи затеи всегда готов — это я знаю. А ты, Лаури, ложись-ка подобру. Брось, братец, буянить и дурачиться, не то я вынесу приговор, и десяток рук живо сбросят тебя к быкам. Кончай шутить!

Л а у р и. Что ты, брат мой, ведь пляска только начинается. Да, да, будем прыгать, бороться и так отпляшем пляску Юсси, что мох полетит. Вот погляди!

Т и м о. Ах, чертов сын! Еще немного, и я бы свалился с камня. Тише ты!

Ю х а н и. Лаури, ужели мне вымолвить то страшное слово, после которого от тебя и духу не останется? А оно вот какое: «К быкам его!» Сказать?

Л а у р и. Зачем говорить, лучше пой, раз я отплясываю пляску Юсси. И-их!

Ю х а н и. К быкам его, и да поможет ему господь! Аминь. Слово сказано. Пусть отправляется.

Л а у р и. Отправимтесь-ка все вместе, рука в руке, прочь из этой голодной жизни!

Т у о м а с. Пусть исполнится наш закон — отправляйся на смерть!

Ю х а н и. Черт подери, Туомас, что ты делаешь!

Т у о м а с. Долой с камня, парень!

Ю х а н и. Ради бога, Туомас!

А а п о. Туомас уже бледнеет. Помоги нам, боже! Туомас бледнеет!

Ю х а н и. Неужто ты совершишь злодеяние? Брат, брат мой!