Семеро

– Да, точно пора. Я вас подсоединяю?

– А если я скажу, что не хочу?

– Тогда я не буду ничего делать.

Она замолкает, но Массасси видит, что это еще не полная победа.

– Но, разумеется, напомню, что отсрочка в принятии медикаментов может вызвать дискомфорт, увеличить риск тромбообразования, усугубить нагрузку на сердце, отрицательно повлиять на пищеварение, способствовать ухудшению сна…

– Ни слова больше, – перебивает Массасси, не на шутку пугая девочку, после чего добавляет: – Ни слова больше. Ладно, приму я эти ваши треклятые лекарства, и уж какие бы ни были там побочные эффекты.

Мир-Пятнадцатой хватает ума, чтобы ничего не говорить и сразу же приняться за работу. Клапан в боку Массасси подсоединяется к тонкой медтрубке. Дозы отмеряются самой машиной и поступают в ее тело напрямую. Мир-Пятнадцатая контролирует каждый этап процедуры – дополнительная мера безопасности, абсолютно ненужная. Эта забота не может не тронуть Массасси, и она ненавидит себя за то, что превратилась в такую злобную каргу.

Из-за нахлынувшего чувства раскаяния она сводит свои жалобы к минимуму, и лишь недовольно стонет, когда Мир-Пятнадцатая отсоединяет медтрубку.

Но благие намерения вскоре пропадают.

– Почему ты еще здесь? – ворчит она.

– Я подумала, вам было бы неплохо прогуляться, – отваживается предложить девочка.

– Зачем?

– Немного подышать.

– Я не хочу.

– Вы три дня не выходили.

– Нет.

– Но вы ведь ненавидите сидеть без дела.

– Нет.

На мгновение Мир-Пятнадцатая задумывается.

– Мы могли бы пойти проведать Альфу, Бету и Гамму. Они любят, когда вы приходите.

– Гамма – нет.

– Разумеется, да. Она спрашивала о вас буквально вчера.

Массасси смотрит на болт у себя в руках. Он выпал из какой-то машины и уже поистрепался. Барахло, с его помощью можно скорее что-то разрушить, чем починить. Хлам. Она пытается не обращать внимания на то, что Мир-Пятнадцатая все еще здесь и смотрит на нее. Массасси ненавидит этот взгляд! Она привыкла к страху и почтению, но сейчас это почтение сопряжено с переживанием, для нее невыносимым.

– Уходи, – Массасси хочет, чтобы эта реплика прозвучала резким, приказным тоном, но, к ее ужасу, выходит что-то, больше похожее на мольбу.

Мир-Пятнадцатая кланяется, не умея скрыть обиду от глаз Массасси, и уходит.

Оставшись одна, она окидывает комнату взглядом. Бак для ежедневных погружений, стол, на котором очень плохо спится, и больше почти ничего. Она ненавидит эту комнату. Она пустая, холодная и не предназначена для того, чтобы сидеть в ней без дела. Ей необходим стимул, что-то, что займет ее разум и отвлечет от чувства вины, которое за всю жизнь охватывало ее слишком часто.

На нее нападает кашель, требуя обратить на себя все внимание целиком. Сотрясаются хрупкие кости, пока грудь не разрывает от боли и не становится трудно дышать.

Болт выскальзывает из пальцев, звонко падает и укатывается из поля зрения.

Массасси следит за ним, ругаясь сквозь зубы и злобно сотрясая руками, пока на ее мониторах не загораются предупреждающие лампочки и на них не появляется Мир-Пятнадцатая.

Девочка быстро кланяется.

– Все в порядке?

– Я… решила, – выдыхает Массасси, – что… хочу… прогуляться.

Глава двенадцатая

Низко над океаном летит небесный корабль, крылья которого обрамляют два потока света. С его брюха под углом в сорок пять градусов свисают туго натянутые тросы, прикрепленные к маленькому водному шаттлу, который подбрасывает на волнах.

Странник стоит на носу и улыбается. Рядом – Джем и Рила, а Дельта все еще лежит на палубе, укрытая старым плащом Странника.

Время от времени Странник бросает взгляд на Джема, пока тот наконец не восклицает:

– Ладно! Признаю. Это была хорошая идея.

Странник слегка задирает подбородок, ловит взгляд Джема, а затем величественно и удовлетворенно кивает.

Поскольку в их распоряжении всего лишь один пилот, им приходится останавливаться на ночь и спускать небесный корабль на воду. Днем они логично решили, что Рила, Джем и Странник будут дежурить на шаттле, в то время как лейтенант и остальные солдаты остаются на корабле.

Ночью Джем нарушает этот порядок, садясь рядом с лейтенантом, которая ухаживает за солдатом, находящимся в сознании, и еще двумя без сознания.

– Как они?

– Живы, – буднично отвечает лейтенант. – Пока.

– Что насчет него? – он показывает на солдата в сознании, того, у которого на шлеме вмятина.

– Не так радужно. Он едва говорит и почти не ест.

К его удивлению, солдат, о котором они говорили, уже забылся тревожным сном.

– А ты как?

– Нормально. Устала от полета и… – она запинается. – К утру я снова буду готова встать за штурвал.

– Хорошо. Кстати, меня зовут Джем, а тебя?

– Зачем тебе?

Джем собирается улыбнуться, но затем застенчиво прикрывает рот рукой.

– Потому что однажды один очень мудрый человек сказал мне: злиться на того, кого знаешь, труднее.

Непохоже, что этот аргумент ее убедил, но она все равно отвечает:

– Лейтенант Мазар. Нет, просто Мазар. Они наверняка уже лишили меня звания и прокляли за мои художества.

– Они знают, что случилось?