Семья

– Да, – кивнула я и покраснела. От внимания мамы это не укрылось. Она вздохнула и тихо спросила:

– Сколько? – речь шла о тройках и за каждую мама устраивала мне разнос.

– Две. По физике и геометрии, – поморщилась я, ожидая удара. Но удар не последовал. Наоборот, мама хмыкнула, а потом заставила меня открыть рот от удивления.

– Ладно. Можно было и лучше. Хоть ты и та еще бестолочь, да в том году хуже было, – ответила она. В прошлом году я получила три тройки, поэтому не понимала, как на это реагировать. – Братьев забрать не забудь.

– Хорошо, мам, – я закрыла за ними дверь и, морщась, с трудом сняла с себя ботинки. Я всегда донашивала мамину обувь, потому что у нас был одинаковый размер ноги. Матвею и Андрею покупали новую, а я, сидя ночью, вырезала острыми ножницами стельки, чтобы заменить стоптанные мамой. Но как только мама и отчим ушли, в голове вспыхнула шальная мысль. Я поняла, что вот он – мой шанс залезть в шкаф с документами и поискать что-нибудь, связанное с отцом.

Прождав двадцать минут, я вздохнула и, подойдя к шкафу, открыла дверцу. Внутри все так же лежали диски с любимой музыкой мамы и отчима, который слушал модный в то время шансон, счета за квартплату, шкатулки с украшениями и прочие мелочи. Но меня интересовала картонная папка, где мама хранила семейные документы: свидетельства о рождении, паспорта, документы на квартиру.

Отодвинув шкатулку, я вытащила папку, задев диски, которые рассыпались по полу. К счастью ни один из кейсов не разбился, иначе мне надавал бы по шее уже отчим, который слишком ревностно относился к своим вещам. Поставив диски обратно, я уселась на полу и, раскрыв папку, углубилась в изучение документов.

Вот свидетельства о рождении Матвея и Андрея, корочка механика дяди Игоря, аттестаты и мамин диплом. Хмыкнув, я раскрыла его и увидела, что мама, оказывается, училась в политехническом и закончила его в тот год, когда родилась я. Об этом она тоже никогда не рассказывала, да я и не спрашивала, боясь лишний раз к ней обратиться. Еще корочки дяди Игоря… И тут я удивилась. Он, оказывается, мог работать и механиком, и сантехником, и даже электриком. Странно, обычно он даже розетку починить не мог и маме приходилось вызывать электриков из ЖэКа.

Вздохнув, я продолжила изучать документы дальше и, наткнувшись на еще одно свидетельство о рождении, замерла. Зеленая обложка с серпом и молотом. Это могло быть и мамино, и отчима, и моё. Затаив дыхание, я открыла свидетельство и улыбнулась, увидев свою фамилию.

– Соловей Анастасия Михайловна, – тихо прочитала я. – Отец: Свиридов Михаил…

Отчество было зачеркнуто синей ручкой. Так сильно, что подрали даже бумагу, но я смогла разглядеть.

– Антонович, – закончила я и, прижав свидетельство к груди, снова вздохнула. Правда сердце скакнуло к горлу, а потом закружилась голова, когда я услышала позади себя мамин голос.

– Вот сука, – прошипела она, хватая меня за волосы и поднимая с пола. Извернувшись, я увидела мамино перекошенное лицо и качающего головой отчима. Он закурил папиросу и отправился на кухню, оставив меня с мамой наедине. Но не успела я испугаться сильнее, как мама резко ударила меня ладонью по щеке. – Сука. Сбежать захотела? К ублюдку этому?

– Мама, не надо! – закричала я, но мама была в ярости. Она снова хлестанула меня по щеке, а потом царапнула руку ногтями, когда я попыталась вырваться.

– Тварь… – шипела она, таща за собой к дивану. – Пизда ебучая. Интересно ей. Ишь ты…

– Валь, ты это… – отчим не договорил, потому что мама наорала и на него.

– А ты рот закрой! Без тебя разберусь! Иди на улицу и жди, – дядя Игорь послушно затушил папиросу в пепельнице, натянул шапку на голову и выскользнул из квартиры. Единственный, кто мог остановить маму, сбежал. Мои глаза наполнились слезами, но, как обычно, маму это разозлило лишь сильнее. – Плачешь, сука? Страшно?

– Да-а, – протянула я. Пощечиной мама разбила мне губу.

– Ничего-о, – сипло дыша, кивнула она, вертя головой в разные стороны. – Я отобью у тебя охоту нос куда не надо совать. Шалава.

Первым, что попалось ей на глаза, оказалась скакалка Андрея. Тот в последнее время полюбил её и то и дело носился по комнате, прыгая, как безумный зайчонок. Мама схватила скакалку, намотала на руку и ударила меня.

Грудь и ухо обожгло, а через секунду пришла боль. Еще удар. Скакалка обвивает здоровую руку, а я, словно время застыло, вижу, как кожа вспучивается и краснеет. Мама хлещет яростно, не смотря, куда попадает. Достается и груди, и ногам, и лицу. Она отбрасывает скакалку и хватает ремень отчима, который всегда висит на спинке дивана. Потом переворачивает меня на спину и начинает бить. Злобно, быстро, не целясь. Кожа горит и трещит от хлопков, а мама бьет и бьет, попутно приговаривая.

– Вот тебе. Вот тебе, сука. Сбежать хочешь? Вот тебе! Неблагодарная тварь! Мы ей все, а она вон…

От боли кружится голова, немеют пальцы и сводит судорогой ноги. А мама бьет и бьет.