Не подумайте, я люблю своих предков. Но не сегодня, когда их визит – один большой напряг для всех. И для них, и для нас с Птичкой. А ведь у меня такие были надежды и планы на этот вечер… Все убили, демоны.
– Я пока загляну к Димке, – говорит Ава, – помогу ему с уроками. Приятно было с вами познакомиться, Виктор Викторович, Ангелина Никандровна, – врет и не краснеет.
Ни хрена не приятно. Даже мне было неприятно сегодня от того, как вела себя матушка. В жизни не видел с ее стороны столько грубости и высокомерия. Какая змея ее укусила? А этот взгляд на Птичку? Будто она грязь под ее сапогами. Аут просто. И какого она докопалась до девчонки? Не понимаю. Правда, судя по ее взгляду, сейчас она мне все популярно объяснит.
Отец накидывает матери на плечи пальто и подхватывает ее сумочку. Она командует:
– Витя, иди. Я сейчас спущусь.
Батя у меня мировой и ни разу не каблук. Просто за сорок лет жизни с мамой понял, что в большинстве случаев лучше промолчать, а после сделать так, как считает нужным. А в ситуации, когда Ангелина Никандровна проводит воспитательные беседы с сыновьями, и подавно предпочитает не лезть.
– Родная, держи себя в руках, – предупреждает отец. – Созвонимся, сын.
– Бывай, пап.
Мы киваем друг другу, и он уходит. Мама же мертвой хваткой вцепляется в мое предплечье и внушительно-доверительным шепотом заявляет:
– Мое мнение, Ярослав, ты слишком поспешил со свадьбой.
– Напомни, а когда я спрашивал твое мнение по этому поводу?
– Эта девочка не та, за кого себя выдает. И мне очень жаль, что ты этого не видишь.
– Серьезно? А ты, значит, видишь?
– Не язви! Не знаю, каким образом этой Аврелии удалось тебе запудрить мозги. Хотя полагаю, что понимаю каким: смазливой мордашкой и хорошенькой фигуркой – этого у нее не отнять. Но зачем было сразу жениться-то, Ярослав? Только познакомились – и в ЗАГС, кто так делает?
– Статью читала?
– Читала.
– Что пишут?
– Ты издеваешься надо мной?
– Напомню – мы вместе уже год.
– Тайные встречи и прочая чушь? Она в России, ты в Штатах? Не смеши меня! Мне пошел седьмой десяток. Такую ересь, что состряпала твоя команда, ты можешь вешать на уши романтичным фанаткам-малолеткам, но не собственной же матери!
– Седьмой десяток, а вела ты себя сегодня как истеричный подросток в пубертатный период. Ты меня просто убиваешь, мама! Что за вожжа тебе под хвост попала? Мне стыдно за тебя. Впервые в жизни – стыдно!
– Ты забываешься.
– Это ты забываешь, что я с двадцати лет живу самостоятельной жизнью. За мной не нужно ходить по пятам и подтирать задницу, как Гордею.
– Гордей – это отдельная тема. Но я-то сейчас здесь, с тобой, и переживаю за тебя!
– Я сам разберусь, как мне надо жить. С кем, где и когда. Благо до тридцати семи лет протянул. Не спился, не сторчался и не присел. В отличие от твоего в жопу зацелованного младшенького, которому грозит реальный, мать его, срок.
– Разбирайся, ради всего святого, но штампы-то зачем? Двадцать первый век! Встречались бы для здоровья. Секс, свидания, ни к чему не обязывающий флирт.
Забавно. Я даже улыбаюсь:
– И до каких пор, интересно?
– Пока ты бы не встретил нормальную девушку без, мягко сказать, обременений! А теперь что? Связал себя узами брака с той, которая уже не факт, что тебе родит!
– Ты вообще себя сейчас слышишь?
– Прекрасно слышу.
– Мама, Аве не пятьдесят, а всего тридцать. И хватит ровнять ее с землей. И да, Дима не обременение. Он золотой парень. Охеренно перспективный и умный пацан. Поверь, однажды вы еще будете им гордиться больше, чем мной и Гордеем. А пока чтобы больше я такого не слышал от тебя ни в его адрес, ни в адрес Авы. Ясно?
– Я ничего не говорю, может, он и прекрасный сын. Но ему тринадцать! Это взрослый парень, который должен быть не твоей заботой, Ярослав, а его папаши! Где он? Кто он? Умные девчонки не беременеют в девятнадцать лет. И уж тем более не остаются одни с такой проблемой!
Знала бы, кто он и где он, челюсть бы с пола поднимала.
Нет, реально, поверить не могу, что вот такое дерьмо я сейчас слышу от родной матери! От человека, который всю жизнь казался мне эталоном мудрости. От женщины, которая воспитала двух сыновей и подняла на ноги целую спортивную школу с десятками олимпийских чемпионов. Где ее хваленое умение держать лицо? Рассудительность и здравомыслие тоже вышли из чата? Я в ахере. Если не сказать круче – в афиге!
Поэтому, видимо, она целую неделю и молчала. После новости, что я ей сообщил, ушла в подполье. Копила злобу, яд и желчь, чтобы потом вывалить все это дерьмо на мою, сука, семью. Мама-мама. Не ожидал. И от того сейчас пипец как больно и обидно. За себя, за Птичку и за Димку, который в тринадцать лет стал участником такого фарса.
А ведь однажды наступит момент, когда малой узнает, что эти фиктивные бабушка и дедушка ни черта не фиктивные. Что тогда? Как она в глаза внуку смотреть будет?
– Что молчишь, Ярослав?
– Слова покультурней подбираю. Запас иссяк. И смысл мне тебе что-то говорить, если ты уперлась и слышишь только себя? Я не понимаю, что это? Ревность, мам? Эгоизм?