Семья для чемпиона

– Забота! Я всю твою жизнь надеялась, что ты женишься по любви. Найдешь себе достойную, чистую, нежную и верную. А не расчетливую стерву. Брак – это серьезный шаг.

– Правильно. И он уже сделан. Поздно пить «Боржоми».

– Ты не нужен ей, Ярослав. Ей нужен отец для сына. А ты просто выгодная партия. Обеспеченный, статусный, видный, – загибает пальцы, – хоккеист опять же! Успешный хоккеист! Расчет на то, что ты запросто спротежируешь ее сына. Скажешь, нет?

Я запрокидываю голову. Выдыхаю. Черт! Я просто больше не хочу слышать ни слова. Все лимиты превышены. Терпение закончилось. Благосклонность иссякла. Скидка на возраст тоже. Я буду настоящим говно сыном! Но по-другому не могу. Тем более когда краем глаза замечаю движение со стороны спальни Димки и понимаю, что Ава все это слышала. Всю ту срань, что наговаривала матушка о ней, она слышала. Это пипец! Это больно бьет в грудак. Врезаясь острыми пиками в ребра. Аж наружу выворачивает! Не заслуживает она такого. Совсем не заслуживает. И в это болото ее втянул я…

Что ж, тонуть, так вместе.

– Я скажу тебе одно, мама, – поигрываю желваками. – Ты меня прости. Я очень тебя люблю, и ты это знаешь. Но. Пока ты не поменяешь свое мнение или не найдешь в себе силы смириться с тем, что у меня теперь есть жена и сын, до тех пор тебе в этом доме будут не рады. Здоровая атмосфера в семье для меня сейчас важнее, чем чёс твоих амбиций.

– Вот так, значит, я тебя воспитала?

– Ты воспитала меня мужиком, который умеет брать на себя ответственность и защищать свое любой ценой. Это я и делаю. Ава – лучшее, что случилось со мной за все мои четыре десятка лет. А Дима – сын, за которого любой папаша душу продаст. Они. Мои. Если тебя это не устраивает, что ж… это твои проблемы. Спасибо, что заглянули с отцом в гости, – открываю дверь и отступаю, – тебе пора.

Мать идет бордовыми пятнами.

Я сволочь, а не сын. Я знаю. Но что есть, то есть. Мы с Авой уже слишком далеко зашли в своей игре. Отступать поздно. А матери будет полезно, прежде чем выливать тонну помойного дерьма на кого-либо, думать и анализировать. Даже если у нас с Птичкой не любовь до гробовой доски, она и процента той ерунды, что сказала Ангелина Никандровна, не заслуживает. Я, к сожалению, за свои тридцать семь лет повидал и продажных сук, и беспринципных стерв, и алчных мразей. Ава не такая. А ее будущему настоящему супругу сказочно повезет заиметь себе в жены редкий экземпляр настоящей женщины, которая если полюбит, то до умопомрачения. Я этому счастливчику даже завидую.

– Я разочарована, Ярослав.

– А я-то как разочарован, мама.

Мать уходит, оставляя после себя в квартире флер напряжения и раздражения. Они витают в воздухе и искрят, грозя поджечь здесь остатки всего хорошего к чертям собачьим.

Я закрываю дверь и присаживаюсь на пуфик, упирая локти в колени. Растираю ладонями лицо. Закрываю глаза. Устал. Вымотался. Адски тяжелый день. Тренировка, матч, Анжела со своими угрозами, мать со своим непременно важным мнением. И все именно сегодня. Как сговорились!

Так и сижу в тишине. Без мыслей. Без настроения. Без сил. Втыкаю в ламинат, пока не слышу шаги. Вскидываю взгляд. Ава идет по коридору. Молча присаживается рядом со мной, уместившись на самый краешек пуфика. Плечом к плечу. Бедром к бедру.

Переглядываемся.

– Дерьмо день, – говорит тихо Птичка.

– Если бы мы были в этом дне поодиночке, тогда он был бы дерьмо, – обнимаю ее за плечи, упираясь затылком в стену. – А так… просто маленькая неприятность.

Ава, завозившись, удобней устраивается у меня под боком. Обнимает обеими руками за талию. Прижимается. Лбом мне в шею утыкается. Так близко, что я чувствую, как быстро бьется ее сердечко. Хорошо так. Тепло. И телу, и душе. Последней от мысли, что ты не один в этом жестоком мире. Барахтаться вдвоем – оно как-то приятней.

– Как там Димка?

– В шоке, – хмыкает Птичка. – Мы с ним поговорили, вроде бы он все понял. Но осадочек все равно у ребенка остался.

– Прости за мать.

– Не хочу, чтобы он закапывался в этой теме. То, что случилось тринадцать лет назад, только наши с Г… с его отцом проблемы. Дима тут ни при чем. Как бы то ни было, но ребенком он был хоть и неожиданным, но желанным.

– И он это чувствует и понимает. Ты воспитала классного парня.

– Спасибо тебе, Яр.

– За что?

– За то, что отстаивал нас с Димкой перед своей матерью, хотя совсем был не обязан.

– Больше чтобы я такого не слышал, Птичка. Никогда.

– Какого такого?

– Вы со мной. Я буду вас отстаивать не только перед матерью, но и перед всем миром, если понадобится. Это даже не обсуждается. И уж тем более за это не говорят спасибо. Просто привыкай.

– Опрометчиво привыкать, не находишь? Ведь это всего на год…

– Выброси на хрен свой календарь! – завожусь. – Я не пойму, ты так торопишься от меня избавиться? Тебе, может, календарь настенный подарить, чтобы ты дни маркером зачеркивала, как заключенный в ожидании амнистии?

– Нет, конечно!