Семья для мажора

— Не утрируй, — старается держать себя в руках. Но это ее постановка вопроса, не моя. — У тебя мозги. Все для тебя проложено. Поедешь на практику, там тебя ждут. Через десять лет ручкой шариковой будешь пользоваться, только чтобы сделки миллиардные подписывать. Тут для твоих мозгов ничего нет. Просто двигайся! Делай, что я говорю!

— Она тут при чем? — повышаю голос.

— Она? — смеется, но ненатурально и наигранно. — Я тебя знаю, — тычет в меня пальцем. — Я сама такая же. С головой нырнуть, и на все плевать. Я обожглась. Ты не обжигайся! У тебя их будет куча, таких Ань! Мне поверь! Через год ты думать о ней забудешь!

Перед глазами встает покрытое веснушками лицо.

Зеленые глаза, которые так и норовят спрятаться от моих. Краснеющие щеки и дрожь ее тела, когда просто касаюсь. В наш первый поцелуй она чуть не свалилась в обморок. Я помню ее губы до мельчайших подробностей. Каждый ее финт, каждый барьер, который пыталась передо мной выставить.

Забуду ее?!

Такое вообще возможно?

В какой, твою мать, вселенной?!

Даже сейчас, зная, какого дерьма наворотила моя бывшая девушка, я не могу испытывать к ней презрения. За слабость и дурость. В моей семье такого не прощают. В моей семье слабого растоптали бы.

В моей семье…

— Он не мой отец? — выдвигаю догадку, которая мучает уже пару лет.

Я тоже математик. И я тоже умею решать головоломки.

Лицо матери — это маска, но по шее бегут красные пятна.

— Нет, — отвечает бесстрастно.

В груди есть щелчок, и он болезненный.

— Ну и что? Твоего отца ветром сдуло. Я для тебя все сделаю. Я! Но не тащи за собой этот балласт. Эту Аню. Тебе двадцать один. У твоих ног все возможности. Просто иди вперед. Не делай глупостей! Жизнь летит, не заметишь. Перед тобой все двери открыты. Все! Просто иди вперед и не отвлекайся! Это твое будущее! А не под провинциалку какую-то подстраиваться, которая забеременеет в два счета…

Смотрю на нее исподлобья, и она читает меня раньше, чем собираюсь хоть что-то к своему взгляду добавить.

— Господи… — накрывает рукой лоб.

Я знаю, какое будущее мы прокачиваем.

Топ-менеджера, не меньше. Костюм, галстук, офис в небоскребе.

Ничего не потеряно, твою мать.

Ничего.

— Так вышло. Виноват я, а не она, — отрезаю.

— Господи… — опускает лицо в ладони.

— Я чуть без нее не сдох, — бросаю с горечью. — Прямо на твоих глазах.

— И я чуть без НЕГО не сдохла! — выкрикивает, вскинув голову. — Где теперь он, а где я?!

— Где он я знать не хочу, — отвечаю хрипло.

Действительно не хочу.

Вообще не до того.

— Она тебе не пара. Это балласт! Ее приоритеты будут тормозить твои. Тебе нужно двигаться! Быть предпринимателем средней руки не твое. Тебя это пожрет. Ты тут усохнешь!

Посмотрев в окно, говорю:

— Знаешь, почему я выбрал ее?

Тишину принимаю за готовность услышать то, что я хочу сказать.

Это хорошо, потому что второго разговора у нас не будет.

— Ей нихрена не было от меня нужно, кроме меня самого, — говорю с той же гребаной горечью. — Впервые в жизни. Это доказывает, что я тоже личность. Может я чего-то стою. Тогда будешь мной гордиться. Если не будешь ставить палки в колёса. Отвали от Калининых, — намекаю на то, что последствия ее поступков могут быть фатальными для нас с ней.

Просто смертельными. Я не знаю нюансов ее угроз, но я узнаю.

— Кирилл… — встает со стула.

Втянув знакомые с детства запахи этого кабинета, иду к двери.

— Сынок…

— Пока, — выхожу, захлопнув ее за собой.

Не знаю, когда мы увидимся снова.

Может через год, а может через два.

И это совершенно точно будет не моя инициатива.

Калинина была права. Просить прощения нужно уметь, и давать его — тот еще гребаный талант.

Глава 22

Аня

“Заеду за тобой завтра в пять вечера. Поговорим.”, — поджимаю губы, пробегаясь глазами по сухим и информативным строчкам входящего сообщения.

Я не собираюсь бросать телефон в стену, я взвинченная, но не сумасшедшая.

Не знаю, готова ли я “разговору”.

Кажется, мы говорим на разных языках даже не произнося ни слова.

“Завтра в пять я буду работать”, — пишу в ответ.

“Во сколько тебя забрать?”

Это простой вопрос. Элементарный. Но у меня ёкает сердце, потому что Дубцов неотвратимо возвращается в мою жизнь, и от этого у меня сосет под ложечкой. Прежде чем открыть ему дверь стоит сто раз подумать, но я так устала думать, что просто печатаю: “В девять”.

Швырнув телефон на кровать падаю на подушку, не дожидаясь от него ответа. Может мы и говорим на разных языках, но кое-какие черты его характера я выучила прекрасно, поэтому знаю — ничего отвечать он не будет.

Боже.

Глядя в потолок своей комнаты, чувствую как в тело бешеными потоками возвращается жизнь. В каждую клетку, в каждую косточку. Я провела в его машине пять чертовых минут, и уже наливаюсь жизнью, как какой нибудь стебель после дождя и в ускоренной перемотке.

— Так… ммм… кхм… что ты ему сказал? — слышу голос сестры.

Этот вопрос адресован не мне.

Отлепив от потолка глаза, перевожу их на Алёну, которая, поджав под себя ноги, сидит на моем любимом кресле и помалкивает.

Мы не разговариваем.