- Ерунда какая, - замотал он головой, на которой крепко сидел картуз. - Она безвредная и даже пользительная. От всех болезней помогает. Ты что думаешь, это самогонка или вонючий немецкий шнапс? Ничего общего. Это "куртка", по имени изобретателя.
- Все равно. Я вам что скажу, не знаю вашего имени, - начала Посадова, глядя на него обнадеживающе.
- Борисом зови, не ошибешься.
- А по батюшке?
- Да просто Борис, Боря, без батюшки обойдемся, свои люди, - отмахнулся он.
- Ну хорошо, Боря. Так вот что, Боря, я хочу тебе сказать: сегодня мне никак нельзя ни пить, ни… ну ты понимаешь, ты же взрослый мужчина. Через день-два я с тобой с удовольствием выпью, потому как вижу - ты человек добрый и глаза у тебя правдивые и душа открытая, честная. Я таких уважаю.
Он удивленно вытаращил на нее глаза и насупился. А она посмотрела на него так нежно, так тепло и попросила так искренне:
- Ну не надо настаивать… Боря. Выпей сегодня сам, если тебе так хочется. А в другой раз со мной. Или и ты не пей. Потерпи. Лучше мы будем трезвыми оба. Хорошо?
Он смотрел ей в глаза открытым ртом, как напоказ, выставив прокуренные редкие зубы. Наде было противно смотреть на него, с брезгливостью подумала: "Не дай бог вот такой целоваться полезет". Он не удержался, осушил стакан залпом, аппетитно, с шумом закусил. От еды и она не отказывалась. Ели и болтали. Через полчаса бутылка "шнапс-куртки" была пуста. Надя не пила. А захмелевший Борис на вопрос Нади, есть ли у него семья, заплетающимся языком говорил:
- Холостой. На сто процентов холостой и один. Ищу друга жизни. Чтоб хорошего, чтоб такая, как ты… Выходи за меня замуж. А? Давай и свадьбу хоть сейчас? - И лапал ее по-пьяному бесцеремонно.
- А что мы будем с тобой здесь в лесу делать? - говорила она, легонько отстраняя его руки. - Что это за жизнь в лесу?
- А зачем в лесу? В лесу мы не будем. Уйдем отсюда. Бросим с тобой все к черту и будем в городе жить.
- На какие ж шиши, Боря, мы будем с тобой в городе жить? - спрашивала она и озорно улыбалась ему в лицо.
- Работать будем.
- У немцев?
- Ну и что, что немцы, - лишь бы деньги платили. У них марок много. Война все равно скоро кончится. До первого снега. Москва падет. И все, крышка коммунистам и Советам.
- А что я буду делать? Я ж с ребятишками в школе привыкла.
- Дадут тебе школу. Захочу - и ты директором будешь.
Она все запоминала и немедленно анализировала. Было теперь совершенно ясно, что это не партизаны. Отбиваться от него долго не пришлось. Через час он уже храпел, распластавшись на одеяле и уткнувшись мордой в сено.
Надя решила уходить отсюда сейчас, немедленно, пока "жених" спит. Тихонько достала из-под сена пистолет, положила под кофточку и, выйдя из шалаша, остановилась, чтобы осмотреться. Осенняя ночь темна, особенно в лесу. Вершины сосен унизаны алмазной россыпью звезд, от которых темнота кажется еще плотней и настороженней. Наде хотелось нырнуть в эту темноту и раствориться в ней без следов, без шорохов. Но не успела она сделать и пяти шагов, как ее окликнул тихий, но властный голос:
- Стой! Ты куда?
"Значит, специально следили, - мгновенно сообразила она. - Часового у шалаша поставил". Она решительно направилась на этот голос и, подойдя почти вплотную к человеку, спросила шепотом:
- Где здесь у вас уборная?
Наивно-смешной вопрос огорошил часового. Немного смутившись, он пробормотал:
- Какая тут уборная? Никакой тут нет. Не построили.
- А как же вы обходитесь? - продолжала она наступать.
- Да так, где попало.
- Как скоты, там где спите, что ли?
Ее резкая реплика, видно, рассмешила часового, и он добродушно посоветовал:
- Отойди в сторонку шагов на десять, там тебе и уборная.
Она послушалась его совета, отошла шагов на десять. Дальше не решилась, услышала разговор часового с кем-то еще.
- Чего она? - глухо спрашивал незнакомый голос.
- По нужде вышла, - отвечал часовой. - Уборную спрашивала. Чудно. - И весело хихикнул. Надя услышала вкрадчивые шаги, увидела силуэт человека, торопливо шедшего к ней, сказала с раздражением:
- Подсматриваете?
- Для порядка, чтоб не заблудилась, - ничуть не смутившись, ответил голос.
Пришлось возвращаться в шалаш.
На другой день после ухода Посадовой на задание Глебов верхом на лошади поскакал в отряд Булыги.
Южный ветер и солнце принесли в эти края кусочек тепла: на несколько дней вернулось лето, забывшее попрощаться с людьми - с теми, которые встретят его в будущем году, и с теми, кому не суждено увидеть зеленокудрое березовое лето.