Семя грядущего. Среди долины ровныя… На краю света

Несмотря на бессонную ночь, Емельян не чувствовал усталости, и сон отступил под напором нервного напряжения и огромной силы воли, собранной для того главного, основного что ожидало впереди.

Возле особняка, в котором располагался штурмбанфюрер Кристиан Хофер, стояли машины, сновали военные, главным образом в форме гестапо, СД и СС. Реже появлялись люди в штатском. Напротив в скверике несколько человек сидели на скамейках под липами и ясенями, ронявшими на аллеи последние листья. Утихший перед восходом ветер теперь снова проснулся и раскатал по всему небу тонкую марлю, сквозь которую солнце просеивало едва теплые лучи.

Емельян посмотрел на часы - было половина десятого - и, решив выждать еще минут пятнадцать, сел на скамейку лицом к особняку. Наискосок от него на другой стороне аллеи сидели двое в военной форме - молодой человек и девушка. Оба курили сигареты и о чем-то разговаривали весело и громко. Девушка обратила внимание на Емельяна и, продолжая оживленно, вперемежку с задорным хохотком болтать со своим собеседником, совсем не украдкой, а довольно откровенно стреляла в Емельяна наметанным, опытным глазом. И хотя Емельян принял ее острые, меткие "выстрелы" за чисто женское любопытство, ему было неприятно, что на него обращено внимание. Больше всего теперь он опасался какой-нибудь случайности, которая может помешать свиданию с Хофером. "Главное - войти в кабинет", - хладнокровно внушал он себе и уже решил было не ждать больше, а сию минуту подняться и идти к Хоферу. Но, на его счастье, девушка и молодой человек встали и разошлись в разные стороны по аллее.

Девушка медленно, игриво, с еще не успевшей погаснуть улыбкой и розовым от задорного смеха лицом направилась в сторону Емельяна. В ее стройной, с легким, кокетливым изгибом фигуре, обтянутой темной тужуркой и такой же юбкой, в развязной и свободной походке, в молодом лице, в маленькой головке, увенчанной пилоткой, было нечто зазывное и привлекательное. И чем ближе она подходила к Емельяну, тем пристальней и внимательней становился ее взгляд, таяла улыбка на маленьких, пухлых, ярко накрашенных губах, а тонкие черные брови круто изгибались над удивленными темным глазами. Поравнявшись с Глебовым, который смотрел на нее с не меньшим любопытством, девушка отдала честь и, остановившись, спросила по-немецки, округлив приветливо и как будто даже обрадованно глаза:

- Какими судьбами?

Емельян узнал ее только сейчас, когда она заговорила, узнал по голосу и попытался быстро скрыть свое удивление и взять себя в руки, сухо пробурчав тоже по-немецки:

- Не понимаю вашего вопроса…

И она узнала его окончательно только теперь: выдал такой характерный, неподражаемый его голос.

- Однако ж… - произнесла она по-русски протяжно, пораженная таким неожиданным превращением, и теперь темные масляно-усталые глаза ее сделались сухими, жесткими, брови выпрямились и нахмурились задумчиво-строго. Уже другим, похолодевшим голосом она протянула для себя: - Вот так ну-у… Вот так встреча! Чего-чего, а такого не ожидала. - И это было сказано по-русски.

Емельян понял, что играть дальше в прятки глупо, и, приветливо улыбнувшись, встал, щелкнув галантно каблуками, ответил тоже по-русски, и так игриво, беззаботно, будто еще только месяц назад они расстались если не друзьями, то, во всяком случае, поссорились из-за каких-нибудь пустяков:

- Чем ты, Галинка, поражена? Не ожидала меня встретить живым?

И в голосе его, и в словах не было ни тени испуга или хотя бы растерянности, так что в какой-то момент Галя Шнитько и впрямь было подумала: "А может, он действительно служит у немцев?" Может, и он, лейтенант Глебов, бывший начальник погранзаставы, тоже, как и сестры Шнитько - Марьяна и Галя, - работал на немецкую разведку. Но она тотчас же отклонила эту мысль как абсурдную, вспомнив, что именно он, пограничник Глебов Емельян, выследил сестер Шнитько, арестовал их и отдал в руки НКВД. Из-за него были приговорены к расстрелу Марьяна и к десяти годам она, Галя Шнитько. И потом, почему он в авиационной форме? - сообразила Галя и решила, что Глебов всего-навсего переодетый советский разведчик.

На вопрос Емельяна она ответила прямо, подчеркнуто резко, глядя ему в глаза пронизывающим, сверлящим взглядом:

Удивлена другим: не ожидала тебя встретить вот в этой форме.

Он жестом предложил ей сесть и, усевшись с ней рядом, загадочно поведя бровями, ответил с игривой мальчишеской беспечностью:

- Так ведь и ты… Между прочим, к тебе эта форма идет. Ты в ней такая…

- Какая? - сверкнул сухой, ощетинившийся взгляд.

- Серьезная, что ли, - ответил он неопределенно, скрывая свои мысли.

- С твоей легкой руки стала серьезной, - с ожесточением бросила она. - Марьяну помнишь?.. Расстреляли… Из-за тебя. И я узнала, что такое тюрьма.

- Все правильно, - спокойно и даже мягко, как-то слишком обычно произнес Емельян. - Судили за шпионаж против Советской власти.

- А ты? - Она резко повернула к нему лицо. - Ты тоже шпион! Советский шпион, ты работаешь против немецкой власти.

- Говори потише и, пожалуйста, по-немецки. Не забывай о наших мундирах.