– Но ведь нельзя никого держать за решеткой, без доказательства вины! – воскликнул Хома. – Это ущемление прав.
– Во–первых, эти прутья защищают зверей от таких посетителей, как ты, – ответила Фаня. – А во–вторых, если еще раз откроешь свой рот, я тебе так твои права ущемлю, что потом долго нормально ходить не сможешь.
Первой на их пути оказалась клетка с обезьянами.
– Вот, Хомячков, – сказал жена, наблюдая, как мартышки уплетают бананы. – Профессор Дарвин утверждал, что мы произошли от них.
– Только не я, – пробурчал Хома, стряхивая с себя кожуру. – Я не бросаюсь в посетителей шкурками и задница у меня другого цвета.
– Но в остальном Вы очень похожи, пошли дальше.
Девять клеток с волками, лисами и зайцами ему было не интересно, т.к. зайцы спали у себя в домике, а волки и лисы были очень похожи на тех зверей, которых каждое утро выгуливали соседи.
В следующей клетке находился бурый медведь. Он методично бродил из угла в угол, мотая при этом головой.
– Что он делает? – спросил Хомячков, внимательно следя за его движениями.
– Идет.
– А куда?
– На обед.
– А потом, что будет делать?
– Идти.
– Куда?
– С обеда.
«Бедненький, наверное, столовая у него в другом конце города» – подумал Хома и полез в карман.
– Ты, что хочет ему дать? – спросила Фаня.
– Свой проездной.
– Зачем?
– На троллейбусе он быстрее на обед доберется и у него будет время посидеть, отдохнуть.
Фаня молча взяла его за руку и потащила к следующей клетке. Там был тоже медведь, но только белый.
– Ну вот и здесь разделение на классы! – воскликнул Хомячков.
– На какие классы? – не поняла Фаня.
– На богатых и бедных. Вот смотри: у того медведя одна соломенная подстилка в углу лежит, а у этого и коттедж, вон в задней части стоит, и бассейн с водой. Тому на обед пешком идти надо, а у этого тарелка с рыбой прям перед носом стоит, значит, еду сюда приносят. У того естественный, бурый, цвет волос, а этот белый, значит крашенный. Пора кончать с расслоением общества. Долой богатых! Да здравствует социализм!
– Что я слышу? – изумился Фаня. – Не уж то у себя в квартире большевика пригрела? Значит, приходим домой и ты сразу отправляешься на каторжные работы, на кухню, а ночью в ссылку на диван. Понял? Я из тебя Ленина живо изгоню.
Хомячков понуро побрел вдоль клеток, как вдруг увидел павлина, который, заметив его, распустил свой хвост.
– Ой, смотри, курица с веером! – воскликнул Хома.
– Это не курица, а павлин, – поправила его жена.
– Тогда павлин с опахалом, – согласился супруг и стал звать его, – Цыпа, цыпа, цыпа, чтобы рассмотреть поближе.
– Перестань дразнить птичку, – сказал Фаня. – Она иностранка и тебя не понимает.
– А если я по–узбекски ее позову, она подойдет?
– Подлетит? А откуда узбекский знаешь? Ты и по–русски то не очень!
– Я то не знаю, но помнишь, в прошлом году, на день рождения, она мне русско–узбекский словарь подарила. Сказал, что он мне пригодится, когда буду с их осликами общаться. Говорит, родня мне, как–никак.
– Оставь в покое маму! – возмутилась Фаня. – Хотя, раз сказала, значит так и есть. Пошли дальше.
У клетки с зеброй Хомячков долго молчал, затем повернулся к жене и произнес:
– Дурят нас здесь. Разрисовали обыкновенную лошадь, как тельняшку и выдают за дикого зверя.
– Глупый, ты. Это же зебра. Она с рождения полосатая.
– – Хорошо, не красили, – поспешил согласиться Хома. – Тогда, значит, она загорала, прислонившись к этим прутьям. В младенчестве, – добавил он, увидев взгляд жены.
Наконец они добрались до клетки со львами. По вольеру, гордо прохаживался сам глава семейства, а в глубине лежала львица.
– Интересно, чем нужно кормить кота, чтобы из него выросло такое чудо? – зачарованно прошептал Хомячков.
– Это же лев, царь зверей, – ответила Фаня. – Ты его сегодня по телевизору видел.
– Вот это да! Он еще и в фильмах снимался? А хорошо ли платят? – обратился он с вопросом ко льву.
В ответ раздался грозный рев.
– Тайна, значит тайна. Не стоит так нервничать, – отпрыгнул Хома от клетки.
– Оставь его в покое, – прикрикнула на Хомячкова жена.
– Что ты все оставь, да оставь. То маму твою, то этого кота–переростка, то птичку с веером. Да и вообще, пошли подойдем вон к тому животному, что за этими, как ты их называешь, царями, стоит. Уж очень он какой–то не обычный. Гримасничает так смешно.
– Это, милый мой, зеркало на стене висит. Тупик здесь.
Такого от зверей Хомячков не ожидал. Всю обратную дорогу домой он бурчал:
– А еще дикие называются. Понавешивают зеркал разных, разберись, где утконос, а где человек. А потом еще и смеются, – вспомнил он, как заржала зебра. – Больше я туда ни ногой».
Потом подумал и добавил:
– Хотя нужно будет подойти к той птичке со словарем.
Хомячков в Москве
Уплетая за ужином свое любимое блюдо «вермишель на скорую руку», Хомячков исподволь наблюдал за женой. Она была похоже на разведчика, который, узнав о том, что у одного из президентов большой восьмерки на саммите носки разного цвета, с нетерпением ждет, когда эту новость можно будет передать в Центр.