Семья напрокат

Мобильный Ангелины не отвечал, и я, вымотавшись, плюхнулась на пол рядом с сыном, взяв в руки пирамидку. Нанизывая колечки на палку, я слегка успокоилась. Плохие новости приходят быстро. К тому же, художник обнадёжил нас, что хоккеист встретит Новый год в кругу семьи, значит, всё должно быть не так уж страшно.

И, когда, наконец, в прихожей раздался топот каблуков, я со всех ног бросилась туда.

Посреди прихожей стоял Полонский, поддерживаемый с двух сторон Ангелиной и тем самым хоккеистом, который приходил за мной на матче.

– Как ты?

Я бросилась к мужчине и повисла у него на шее, совершенно забыв о травмированной спине. Максим Дмитриевич охнул, и стал оседать на пол. Коллега тут же подхватил его, и с укоризной посмотрел на меня:

– Ушиб, сильный. Ничего страшного, но полежать надо. Сможете о нём позаботиться?

Киваю, пропуская мужчин в квартиру. Ну, не говорить же, что я столь неловкая, что могу запросто упасть на мужчину, или уронить на него чашку с горячем чаем?

Когда Максима Дмитриевича заботливо уложили на кровать, Ангелина, сверкая белозубой улыбкой, подмигнула своему помощнику:

– Пойдёмте, чаю попьём. Устали же.

Я посмотрела им вслед и аккуратно плюхнулась на кровать, рядом с «женихом». Тот смерил меня понурым взглядом, и насупился:

– Что, тебе совсем на меня пофиг? Почему ты не поехала со мной в больницу?

– Никитку не с кем было оставить, я бы поехала, обязательно!

– Ну вот, теперь будешь за мной ухаживать. Как настоящая любимая женщина. Ходить мне больно, у меня весь бок синий. Так что, я, максимум, до унитаза дойду.

Выдыхаю, и с нежностью провожу по его лицу:

– Справимся.

Мужчина хмыкает, и прикрывает глаза. Моё сердце сладко замирает от того чувства нежности, которое я испытываю к Полонскому. Всё будет хорошо, я чувствую.

13

– Рита, проснись!

Настойчивый мужской голос, прямо над моим ухом заставляет меня напрячься, и через силу открыть глаза. Прямо надо мной склонилось перекошенное от боли лицо Полонского.

– Мне нужно встать. В туалет хочу.

– И?

– Помоги! Ты что, забыла?

Преодолев желание тюкнуть хоккеиста чем-нибудь тяжёлым по голове, я со вздохом смотрю на часы, которые показывают пять утра, и сползаю с кровати.

Подхожу к мужчине и пытаюсь поднять его тяжеленное тело.

– Ты чего? У тебя ж только ушиб!

– Все рёбра болят, погоди. Ходить-то я могу. С кровати никак не подняться.

Он шумно вздыхает, делает над собой усилие, и поднимается с кровати. Я подвожу его к дверям туалета, и щёлкаю выключателем:

– Сам дойдёшь?

– Ну, уж дальше я справлюсь, спасибо.

Хмыкаю, и возвращаюсь в кровать. Надеюсь, назад мужчина дойдёт самостоятельно, а у меня ещё есть пара часов на то, чтобы подремать. Мой будильник заведён на семь утра, ведь уже в десять я должна поджидать Лизавету в гостинице «Маяк».

Максим Дмитриевич возвращается в постель, и, со стоном залазит под одеяло. Я наблюдаю за его неловкими движениями, и ощущаю внутри вселенскую грусть – так хочется обнять этого мужчину, приласкать, прижать к себе. Но я боюсь снова быть осмеянной и отвергнутой.

– Вы посидите с Никитой?

– В смысле?

– Нужно купить подарки под ёлочку для ваших родных. Я собираюсь часов в девять утра ускользнуть из дома.

– А вы не можете взять ребёнка с собой? Я сейчас несколько не в форме.

Качаю головой. Ну, не говорить же мужчине об истинной причине моего исчезновения. Может, мне получится сделать сюрприз – и я привезу Лизавету с Ильёй в дом. А там – пусть сами разбираются, мне их семейка уже довольно осточертела.

– Ну, что поделать, посижу. Я же отец, как никак. Но вы меня проинструктируйте только.

– Я его покормлю перед уходом. Если к одиннадцати не вернусь – покормите его кашей и уложите спать. Только подгузник поменяйте. С этим, я надеюсь, вы справитесь.

– Ну, я менял подгузник Илюхе пару раз. Думаю, не ошибусь.

Хмыкаю, и отворачиваюсь от мужчины. Хороший же он отец, если за семь месяцев общения с сыном, он всего дважды сменил ему подгузник. А потом удивляется, что Лизавета от него, такого идеального, сбежала. Возможно, она правильно сделала! Только лишать отца сына, конечно, нехорошо.

Пролежав в кровати полтора часа, у меня так и не получилось снова заснуть, и с гудящей головой, проклиная мочевой пузырь Максима Дмитриевича, я встаю с кровати. Приму душ и надену новое свежее бельё красного цвета, купленное совсем недавно в Торговом Центре.

Покормив сыночка смесью, я снимаю с него подгузник, и отпускаю ползать – пусть поголопопит чуть-чуть, пока я дома. Потому что подтирать лужи за мальчиком хоккеист явно не станет. Да и не нагнуться ему.

Накрасившись и собравшись, я надела Никите подгузник, разбудила Максима Дмитриевича, дала ему указания по поводу разводной каши, и упорхнула из квартиры. Хорошо что, никто из домашних больше не проснулся – не пришлось объяснять, куда это я в такую рань отправилась.