Еще минуту назад метрах в четырех от меня маячил фотограф, а за ним — работники салона. Возле ресепшена в то время попивали кофе вчерашняя журналистка и еще какая-то клиентка. Салон был полон... совсем недавно. В нем кипела работа и звучали голоса.
Но сейчас всех будто стерли волшебным ластиком.
В просторном зале находились лишь я и Никита. А на ресепшене, как напоминание, сиротливо стояли две чашки с отпечатками губной помады на белых боках.
— У меня уже есть свой врач. Осталось лишь убедить его, что этот врач только мой. — Никита зарылся носом в мои волосы на макушке и жадно вдохнул. — За эти годы ты стала еще красивее. Такая взрослая. Такая сладкая... нереальная.
— Нет...
Я не хотела ничего слышать и никого видеть. В моих снах слишком часто звучали похожие слова. Они травили душу хуже яда. И заставляли мечтать снова уснуть. Надолго. Как можно дольше!
— Я чуть не разогнал всю пресс-конференцию, когда увидел тебя вчера.
Никита за моей спиной стал тверже стали. Я кожей чувствовала его ярость. И теряла слова.
— Не нужно...
— Чуть не прибил твоего француза, когда он заговорил о платье.
— Нет! — повторила как заклинание.
Каждая мышца в моем теле напряглась. Ладони сжались в кулаки.
Что произойдет дальше, я поняла на каком-то тонком интуитивном уровне.
Словно не в состоянии больше смотреть на наше отражение, Никита резко крутанул меня лицом к себе и смял мои губы своими.
Целоваться с Никитой было почти как выпрыгнуть из самолета с рюкзаком, по которому невозможно определить, есть там парашют или нет.
За последние годы я забыла, как это бывает. Почти привыкла, что поцелуй — это обычное прикосновение. Без дрожи, ноющей боли за ребрами и табуна мурашек, который носится по коже туда-сюда. А сейчас второй раз за месяц летела в пропасть.
От движений языка, от дыхания внутри все скручивалось в тугую воронку. Ноги не держали. И в мыслях неоновой вывеской горело предательское: «Еще!»
Как приворот.
Как проклятие.
Ничего у нас с Никитой не менялось много лет. Браки, разводы, смерти родных и близких — все пролетало мимо далеким фоном. Ощущения не притуплялись и не сглаживались.
Первый поцелуй перед камином словно запрограммировал обоих на десятки лет вперед. Внедрился в код ДНК и теперь убивал яркими эмоциями и позорно сильными желаниями.
Рядом с Никитой я чувствовала себя бракованной...
Выть от отчаяния хотелось.
Бить этого мерзавца по плечам и груди.
Орать на него за то, что снова посмел напомнить о моем дефекте.
И целовать...
Жадно. До тахикардии и слабости во всем теле.
Дико. До смятой рубашки и стянутого вниз корсета.
Бесстыдно. До пальцев, суматошно шарящих по голой мускулистой спине. И мужских ладоней, стискивающих мой зад под шелковым подолом.
Всего один поцелуй. С парашютом или нет — без разницы.
Реальность после него была как похмелье.
Я, словно сказочная Алиса, очутившаяся в кроличьей норе, с испугом смотрела по сторонам, перед собой и ничего не понимала.
Поменялось все.
Вместо вертикального положения я лежала на узком кожаном диване.
Вместо зеркала перед глазами была расстегнутая белая рубашка и голая мужская грудь под ней.
Вместо мыслей о свадьбе — каша.
— Я уже и забыл, какая ты у меня горячая и отзывчивая.
Будто мало мне было того, что вижу и чувствую, Никита, похоже, решил добить словами.
— Слезь с меня, пожалуйста.
Я готова была провалиться сквозь землю от стыда.
Щеки горели.
Губы зудели.
А внизу живота все пульсировало и требовало продолжения.
— Тебе тяжело? Прости!
Чудовище, вжавшее меня в диван, словно машина для прессовки металлолома, даже ничего и не поняло.
— Слезь сейчас же!
На глаза навернулись слезы, а руки принялись отчаянно тянуть вверх несчастный корсет.
— Лер, всё в порядке. Это я. Всё хорошо.
Нет, он совсем не понимал.
— Отойди от меня... — Весь кошмар случившегося навалился мне на плечи тяжелым грузом, и даже смотреть на Никиту стало больно.
Долгих пять лет я не позволяла никому делать с собой подобное. Не хотела никакой близости. Ругала себя после поцелуя в коридоре. А стоило одному наглому типу снова подойти поближе, как вся моя выдержка вместе с гордостью куда-то исчезла.
— Родная, тише. Ничего плохого не случилось.
Вместо того чтобы отойти или раствориться в воздухе, как сделал это пять лет назад, Никита подхватил меня с сиденья и усадил к себе на колени.
— Тише, тише, маленькая. — Он сам поправил корсет и подол. Сам аккуратно стер мокрую соленую дорожку с моей щеки.
— Господи, как ты меня замучил!
Я все-таки ударила его в грудь. Со всей силы. Не думая о боли, которую могу причинить, или о последствиях.
Если бы могла, ударила бы еще и себя. Так же! По заслугам. За свою слабость и стыд.
— Я замуж выхожу. — Сорвалась с колен. — Видишь платье?! — Потрясла подолом перед Никитой. — Там фата! — Указала за спину на стойку с аксессуарами. — Всё! Пойми это! Всё! Нет между нами ничего и не будет!
— Ты сама в это не веришь.
Никита рывком встал и в два шага приблизился ко мне.
— Это была просто минутная слабость.
— Еще скажи какой-нибудь бред про то, что я тобой воспользовался. — На красивых губах этого гада мелькнула улыбка.