Семья Рутенберг. Семейная хроника

фессор узнал меня: «Доктор Нойман! Надо спасать уникальные

вакцины. Помогите!». Мне сунули в руки ящик, и я прошел

с ними на катер. Тем и спасся. Семёна Исаковича назначили

главным терапевтом Южного фронта, и он взял меня к себе.

В конце войны я стал его заместителем. Какой человек! Он ведь

из тех самых Бродских. Учился в Лозанне, знает пять языков.

— Что делают терапевты на фронте? — удивилась Циля.

— Воюют с эпидемиями. В Гражданскую от сыпняка и про-

чих тифов умерло куда больше, чем от пуль и снарядов. А в эту

войну мы не допустили ни одной серьёзной эпидемии. Туши-

ли в самом начале.

— А потом что?

— Бродский получил кафедру эпидемиологии в Ростове и

взял меня доцентом.

— И ты, небось, снова женился на молоденькой красюле?

Илья вздохнул:

— Угадала. Но что мы всё обо мне, да обо мне. Как ты про-

жила эту четверть века?

Циля коротко рассказала о своём вдовстве, о детях. Но тут

они подошли к её дому.

Яша

457

Арон Яковлевич читал Тору. Гостя он узнал сразу:

— Это ж сын Генриха Ноймана, фармацевта. Я тебя помню.

Сели вспоминать Ельню. Тут пришли из школы Роза с Гри-

шей. Циля подала обед. Выпили по рюмочке за встречу.

Дети отпросились в кино:

— Новый фильм! — и убежали. Дед ушел в синагогу.

Наконец, они остались вдвоём. Циля сразу почуяла, что

у Ильи беда, но не начинала разговора при отце и детях. Те-

перь было можно.

— Что с тобой? Совсем плохо? Расскажи, дальше меня это

не пойдёт. Семья?

— И это тоже. Год назад мы развелись. Валентина нашла

мужа помоложе, и, конечно, русского. Я отдал ей комнату. Сам

виноват. Даже дочку не смог защитить. Катя выскочила замуж

за первого встречного, лишь бы не жить с мачехой. Да не это

главное. Беда на кафедре. Семён Исаакович сказал о доктор-

ской диссертации нашего директора: «Туфта и плагиат». Тому

донесли. Теперь он выживает Бродского. Кафедру решили

закрыть. Дескать, все эпидемии в СССР уже победили, и она

не нужна. Его поддерживает первый секретарь обкома! — Илья

зачем-то стал тщательно протирать очки чистым платочком.

— Понимаешь, Циля, ведь Бродский мне — как отец! Если его

выпрут на пенсию, старик загнётся. Я и примчался в Москву.

А к кому пойти, кого просить — не знаю.

Циля положила ладонь ему на руку:

— Не горюй, Илюша! Что-нибудь придумаем. Помнишь

Фиму Шора из десятого класса?

— Как не помнить! Лучший шахматист в школе. Сколько

я ему проигрывал!

— Он теперь старший юрисконсульт в министерстве тор-

говли. Уж Фимка наверняка знает, к кому пойти.

Поехали к Шору. Ефим Маркович слушал, молчал. Неспеша

закурил папиросу.

— Трудное дело. Евреев сейчас везде гонят. Разве что пойти

по самым верхам? У твоего Бродского есть в Москве друзья

среди крупных врачей, академиков?

— Есть. Академик Спирин Иван Данилович. Любимый

458

1945 – 1954 годы

ученик.

— Добро. Езжай-ка ты к этому Спирину. Сможешь его уго-

ворить, умолить, он найдёт подходы к Маленкову. На меньшем

уровне и просить бесполезно.

Почти неделю прожил Илья в комнатке на Козловском.

Как ни странно, их авантюра прошла успешно. До ареста вра-

чей-евреев оставался ещё целый год. По просьбе своего врача

Маленков позвонил в Ростов первому, и Бродского оставили

в покое.

Однако умело организованная травля не прошла даром.

Сухой, энергичный в свои почти восемьдесят лет, Семён Исако-

вич заметно постарел. Быстро уставал. Он даже уступил Илье

должность главного эпидемиолога. Ему стало трудно совме-

щать.

Казалось, всё успокоилось, пришло в норму. Циля регуляр-

но, раз в неделю, получала длинные письма из Ростова. Они

радовали, согревали душу. Правда, на шесть-восемь страниц

Ильи она отвечала меньше страницы, но длинные Циля пи-

сать не умела.

«Хорошо, что теперь он хоть может выговориться», — думала

Циля.

Весной 1952-го письма вдруг оборвались. «Может, Илья

снова нашел молодую красотку?» — нервничала она. Не выдер-

жала, позвонила. Илья говорил как-то странно. Уверял, что

у него всё хорошо. Но она по голосу услышала новую беду!

— Скоро приеду, тогда всё расскажу.

Оставалось ждать. Циля встретила его на Курском вокзале.

По дороге усадила на скамеечку в сквере. Ждать до дома сил

не было:

— Рассказывай! — Она уже поняла, что беда не шуточная.

Илюшу вызвал сотрудник органов и потребовал деталь-

ной информации о Бродском: «Вы ж его ближайший друг и по-

мощник!».

Он уперся. Его снова и снова вызывали на явочные кварти-

ры, уговаривали, грозили. Недавно на допрос явился какой-то

важный чин, кричал, обзывал его жидовской мордой. Сесть

ему не предложили, и Илья четыре часа стоял, обливался по-

Яша

459

том, отмалчивался. А всё же не подписал их подлой бумаж-

ки! К счастью, чудом подвернулась командировка в столицу.

Что делать?

Циля слушала с горящими глазами. Бедный Илюша! Как

же его прижали!

Внезапно ей пришла в голову странная мысль.

— Брось всё и переезжай ко мне! — сказала она решительно.

— Увольняйся! Другого выхода нет. Придётся стать стукачом,

или тебя посадят!

— Куда? — грустно улыбнулся Илья. — Вы и без меня тес-

нитесь невообразимо.