Семья Рутенберг. Семейная хроника

думай, не только евреям тошно. Немцам и того хуже. А ведь

их немало уцелело, питерских немцев. Ладно. Это я так,

к слову, что б ты не слишком унывал. Беда, что помочь тебе

я не смогу. Никакие друзья не выручат. Нынче еврея — канди-

дата наук ни один кадровик не возьмёт. Если бы ты был тока-

рем или механиком, другое дело.

Марк хлопнул себя по лбу:

— А ведь я дурак! У меня же лежат права шофера.

После ранения он прошел курсы шоферов. И до самой демо-

билизации гонял студебеккер, подвозил к фронту снаряды.

Шофером — так это совсем другое дело! Через неделю Марк

возил на новенькой «победе» (выпущенная после войны легковушка.

Других машин в то время не делали) Каплина, одного из учеников

Леонида Викторовича, а ныне — главного инженера шибко

секретного КБ. По его команде Марика оформили, не взгля-

нув на пятый пункт . О кандидатском дипломе он умол-

чал.И опять повезло с начальником. Внешне угрюмый, мол-

чаливый Каплин оказался добрым и порядочным человеком.

Он даже разрешал Марку по выходным пользоваться машиной.

Абрам приехал в командировку и долго хохотал:

— Шофер! А ещё говорят, что евреев-работяг не бывает.

Не смущайся, сынок! Было время, и я крутил баранку. Даже

самого Троцкого два дня возил.

Мечту о науке, о синтезе белка, пришлось оставить. Марк

старался обходить Техноложку, не травить душу.

Зато зарплата много больше его аспирантской стипендии.

Спокойная работа. И, главное, два-три раза в месяц — своя ма-

шина по выходным!

Соня была влюблена в дворцы и парки вокруг Петербурга.

Теперь они смогли методично их объехать. Марк сажал дочку

на плечи, Гриша бежал рядом, и они слушали увлекательные

рассказы Сони. Беллу история ещё мало интересовала. Но она

сидела терпеливо, не капризничала. Зато потом они прихо-

дили к пруду. Тут девочка слезала с папы и бежала кормить

таких красивых и таких голодных уток. От приготовленных

452

1945 – 1954 годы

мамой бутербродов мало что оставалось.

В другой раз Марк с Лёхой и Сашей Коршуновым отправля-

лись на Карельский перешеек. Инвалидам без машины на при-

роду не выбраться. Они выезжали в субботу вечером и ставили

палатку возле одного из бесчисленных озёр. Красота — неверо-

ятная. Лёха, страстный рыбак, вынимал удочки. Он и Марика

приохотил к этому делу. Саша ставил мольберт и принимался

за очередной эскиз, акварелью или маслом. Рыба его не зани-

мала. Варили уху, выпивали. Благодать!

Женщин с собой не брали. Ребята были резко против.

Зимой, когда дороги заметало, Марк переключился на Пуб-

личную библиотеку. Раньше он здесь штудировал химиче-

ские журналы. Теперь брал книги по истории или беллетри-

стику. Как-то увидел на столе у соседа растрёпанную старую

книжку. Тот вышёл покурить, Марик открыл титульный лист.

Илья Эренбург «Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца». Странно.

В собрании сочинений этой повести не было. Открыл где-то

на середине и не смог оторваться. Впервые он встретил такую

блестящую, злую и яркую сатиру на советскую власть.

— Понравилось? — спросил его вернувшийся сосед. Оше-

ломлённое лицо Марка явно привело его в весёлое настроение.

— Возьмите. У меня лежит куда более серьёзное чтиво: «Исто-

рия еврейского народа» Дубнова. Такого сейчас не печатают.

Да, меня зовут Гриша Шапиро, а вас?

Скоро ни подружились. Марк всё больше ощущал себя ев-

реем. Он всё ещё верил в Светлую коммунистическую респуб-

лику Земного шара, а дикости, которые он не мог не заметить,

считал случайными ошибками, отклонениями от правильного

ленинского курса. Но сомнения росли.

Летом 1952-го они поехали в Сыктывкар в отпуск. Марик

спросил отца. Оказалось, Абрам не только читал «Историю»,

но даже видел самого Дубнова. Ведь он и с мамой познакомился

на его лекции.

— Почему ты никогда мне об этом не рассказывал?

Абрам вздохнул:

— Боялся испортить тебе жизнь. Куда легче жить тем, кто

верит газете «Правда».

Яша

453

Впрочем, нынче шла такая травля евреев, что от былой веры

мало что оставалось.

В этот приезд Марик очень сблизился с отцом. Впервые

они говорили на равных, как друзья. Больше всего — о поли-

тике. Время было мрачное.

По Питеру прокатилась кровавая волна «Ленинградского

дела». Расстреляли почти всех секретарей райкомов партии

и множество причастных и непричастных. Арестовали всех

членов Еврейского антифашистского комитета. В Москве зак-

рыли Еврейский театр. Тихонько говорили об убийстве Ми-

хоэлса. Под главным ударом оказалась любая идеология: фи-

лософия, история, языкознание, лингвистика. Жирмунского

всё-таки вышибли из университета.

В 1948-м Лысенко разгромил генетику. Дурной пример

заразителен. Химики бросились разоблачать «идеализм» про-

фессора Сыркина. Проходимцы и карьеристы из МГУ попыта-

лись устроить подобный разгром и в физике. Этих остановили.

Уж очень была нужна Сталину атомная бомба.

Как и многие, они пытались угадать, на кого упадёт завтра

тяжелый кулак Сталина.

Однако жизнь брала своё. Как-то Марик молвил с удив-

лением: