вы получите, а ежели кто упрётся, Валерий Палыч вразумит.
Товарищ Зиновьев как раз в Москву поедет на Конгресс Ко-
минтерна. Даю вам две недели сроку. Гараж пока возьму на себя.
Ну, а уж твой драгоценный форд, Валера, я сберегу. Да ты себе
что получше подберёшь.
Все трое задумались. Командировка в Смоленскую губер-
нию отнюдь не была лёгким делом. Но у каждого была своя
причина поехать.
Валера прекрасно понимал, что сохранить свой персональ-
ный форд ему не удастся. А очень хотелось свою машину!
«Надо же! Ведь до восемнадцати годов я авто в глаза не
видел! Не было их в Устюжне. А нынче готов ехать черт-те куда,
только бы не лишиться железного конька», — с удивлением по-
думал Калугин.
Иван Андреич вспомнил, как жена показала ему последние
полтора фунта пшена:
— Всё, батя. Через пару дней ребята с голода взвоют. Запасы
наши кончились!
Семья
59
Последнее время даже работники смольнинского гаража
перестали получать продукты сверх карточки. А семья у Ме-
ханика была не маленькая.
— Чем-ничем в Смоленской губернии разживусь. Ароныч
ведь оттуда родом, найдёт пути. А с мандатом Зиновьева загра-
дотряды не страшны.
Абрам на прошлой неделе мотнул в Токсово. Хотелось по-
раньше вывезти семью на дачу. Но просторный дом баронессы
зиял дырами вместо окон и дверей. Амалия Карловна с верной
Матильдой весной отбыла в Эстонию. Там, под Ревелем, жила
дочь в родовой мызе
Уцелевших дач осталось мало, и снять подходящую не
удалось.
— Придется отвезти своих в Ельню на лето. И более удоб-
ного случая, чем эта дурная командировка, не будет.
Согласились.
* * *
Как ни подгонял их Рыбаков, а выехать смогли только де-
сятого. За это время починили разбитые машины, а Калугин
пригнал откуда-то из Лодейного Поля мало-мальски исправ-
ный фиат.
Абрама провожали Леонид и Маня.
На перроне шла обычная, сумасшедшая посадка. Но у един-
ственного в поезде вагона II класса давки не было. У дверей
стояли часовые, в купе было чисто, даже веточка сирени в де-
шевой вазочке на столе. Разложили вещи, устроили Марика.
Подошёл Андреич с зятем. Худой парень с трудом тащил
тяжеленный чемодан.
— Что это у вас? — удивилась Блюма.
— Без струмента и вошь не убьешь. — ответил Иван Анд-
реич. — Работать едем.
Последним пришёл Валерий Палыч. Поехали.
На перроне в Смоленске их встречали Арон Яковлевич
с Цилей.
60
1917 – 1925 годы
Блюма протянула мальчика деду:
— Поцелуй дедушку, Марик!
Скоро они уехали в Ельню, Абрам пока остался в Смолен-
ске. С машинами было трудно и здесь. Правда, во дворе гор-
военкомата обнаружили почти исправный грузовик с разби-
тым радиатором. Хороший жестянщик за день запаял его.
Без помощи местных разыскать что-нибудь стоящее было
трудно. Пригодился опыт добывания запчастей за муку и кру-
пу. Мандаты у них были мощные, по ним в департаменте круп
и мучных продуктов Главупрпродснаба Запфронта выдали
шесть мешков муки и пшена.
Объявили премию: полпуда за исправную машину. Ко-
нечно, нашлись охотники. Машины по большей части были
в страшном состоянии — на свалку. Но с двумя стоило пово-
зиться. Андреич взялся за ремонт, а Калугин и Абрам решили
поехать по уездам.
Рутенбергу достались Ельненский, Дорогобужский и Вязем-
ский уезды. И через два дня он наконец добрался до родите-
лей.
* * *
Все друзья, соседи и родичи сбежались в дом Рутенбергов,
как только усыхали о приезде к Арону старшего сына! Шутки
сказать, ведь в Смольном работает, с самим Зиновьевым за
ручку здоровается. Большим человеком стал Абрам!
Успокоить любопытных было не просто. Они никак не
хотели поверить, что от завгара Рутенберга до Председателя
Коминтерна и вождя Петрокомунны Зиновьева — большая
дистанция.
— Скрывает. Скромничает, — говорили соседи, неохотно
покидая дом, под мягким нажимом Голды Исаковны:
— Мальчику нужно отдохнуть с дороги. Приходите вече-
ром.
Абрам тем временем читал письма от Розы и Яши.
Семья
61
Вечером собралось человек двадцать, самые близкие. Здеш-
ние евреи считали советскую власти своим единственным
защитником. Сказать им откровенно, что он думает о боль-
шевиках, Абрам не мог. Не поймут и обидятся. Рассказывал
о нелёгкой жизни в северной столице. Хиля Рисина
узнать, что они едят, как живут, с кем спят.
Мамеле, заметив, что расспросы неприятны сыну, свернула
разговор:
— Что это мы сегодня, ни одной песни не спели? Ну-ка,
дружно: «Ло мир ал инейнем. .» Циля принесла гитару.
— Ишь ты! У Цили новая гитара, и неплохая, — отметил
брат. — Да и играть она стала совсем хорошо. Растёт сестрёнка.
Пели долго.
* * *
Блюма вошла в семью Рутенбергов сразу, как будто выросла
здесь. Мамеле ласково называла её «тохтерке»
ластилась и секретничала, как с близкой подругой, и даже