Семья Рутенберг. Семейная хроника

комого министра или хотя бы члена Национального собрания,

либо заплатить весьма солидную сумму.

Степанов извёлся. Он отвечал за семью! И никак не мог

приспособиться к этому странному миру, где его друзья, люди

его круга, уже не имели ни влияния ни власти, где лгали

в лицо, не смущаясь, где так трудно было отличить друга

от врага.

Вечером Вера Николаевна разливала чай. Детей уложили

спать, а все взрослые собрались за круглым столом в гостиной.

Мужчины сидели хмурые, вымотанные бесплодной беготнёй.

Протянув племяннику чашку чая, она сказала:

— Пора что-то решать. Откладывая, мы ничего не выиг-

раем.

Алексей Петрович устало пожал плечами. Куда делся бес-

страшный разведчик?

— Решать-то надо. Но что? На визы нет денег. Работы не

найдёшь. Что делать — не знаю.

— С фрахтом сейчас дело швах, — сказал Алексей Тихо-

ныч. — Капитаны готовы удавиться за самый паршивый заказ.

Слишком много судов пришло из Крыма. Торговля здесь

хилая, промышленность и того меньше. Как я слышал, по все-

му Средиземному морю ситуация не лучше. К сожалению,

в ближайшее время рассчитывать на «Блю стар» нельзя.

Как бы нам обузой не стать.

178

1917 – 1925 годы

Ему было трудно и стыдно признаваться в своей беспомощ-

ности.

Яша отмалчивался. Но все поглядывали на него. Ждали,

что он скажет.

«Что делать? — подумал юноша. — Верно сказал Петрович:

деньги у меня, мне и решать».

— Похоже, ближайший год-два нам придётся жить здесь, —

сказал Яков негромко. — Тогда надо искать, куда вложить

деньги. Дядя Нахум верно говаривал: лежачий капитал не рас-

тёт. Деньги должны работать. В Феодосии мы нашли им доб-

рое применение и утроили капитал. Здесь труднее. Чужой

город, чужой язык, другие обычаи. Но податься некуда.

Просто жить, через год- полтора станем нищими.

— Куда ж ты хочешь вкладывать деньги? — спросила тётя

Фира.

— Сейчас в городе открываются сотни русских ресторанов,

кафе, синематографов. Но конкуренция страшная, у меня нет

опыта, а синематограф нас не спасёт. Я походил по городу.

В Стамбуле продают множество восточных сладостей: халва,

шербет, рахат-лукум. А европейских конфет очень мало. При-

возные из Греции, или из Италии. Добротный мармелад,

пастила, даже обычная карамель наверно пойдут хорошо.

Но начинать кондитерскую фабрику придётся с полного нуля.

В Харькове я был управляющим, но рядом стояли мастера!

Налаженное дело. Боюсь, не справлюсь.

— Все вместе — справимся! — убеждённо сказала Вера Нико-

лаевна. — Это выход! Фабрика спасёт не только нас, но и дру-

гих русских. Ей-богу, Яков Ароныч, стоит попытаться. Мы все

будем помогать вам.

Яша улыбнулся:

— Начинать-то на пустом месте. Ну, есть у меня заветная

тетрадка дяди Моисея с рецептами. Надо найти подходящее

помещение. Оборудование. Хоть самое простое. Сырьё. А глав-

ное — организовать сбыт. И бухгалтера нет. Абрам Шварц —

в Бухаресте.

Семья

179

— В своё время я вела у отца всю бухгалтерию, — робко ска-

зала Любовь Николаевна, жена Алексея Тихоныча. — На пер-

вое время, пока не встанем на ноги...

Яков с удивлением посмотрел на эту скромную, молча-

ливую женщину. Кроме сыновей и мужа, её, казалось, ничто

не интересовало. Взять на себя такую каторжную работу!

— Да что говорить! — широко улыбнулся Алексей Пет-

рович, — Если Яков Ароныч решится на эту авантюру, все

мы впряжемся ему в пристяжку, и будем тащить не жалея сил.

— Но с чего ты начнёшь, Яшенька? — спросила тётя.

— Как положено — с разведки. Дядя Нахум говаривал: куда

идёт еврей в незнакомом городе? В синагогу. Завтра пятница.

Пойду, поговорю с рэбе. Без местных нам не обойтись.

* * *

Евреи в Турции — потомки сефардов, беженцев из средневе-

ковой Испании и Португалии. И язык у них — ладино, старо-

испанский, а не идиш. Была и маленькая община ашкеназов,

европейских евреев. Но не было никакого смысла разыскивать

их синагогу, «шнейдертемпль» (Портновская синагога). Связи, бо-

гатство и влияние — у сефардов.

По дороге Яша подумал, что порядком подзабыл древне-

еврейский, язык Библии. Говорить на деловые темы будет

тяжко. Но старенький раввин свободно говорил по-фран-

цузски, и трудностей не возникло. Хахам («мудрец» — титул

раввина.) Яшины заботы понял сразу, и посоветовал обра-

титься к тио (дяде) Хасдаю Севильяно, человеку надёжному

и добросовестному. Он и живёт тут, рядом с синагогой.

— Через полчаса начнётся суббота. Говорить о делах — грех.

Зайдите к нему послезавтра. Я его предупрежу.

Тио Хасдай охотно взялся помогать. Вдвоём они поехали

смотреть заброшенный мыловаренный завод в Ортакее, посёл-

ке на берегу Босфора. Синьор Севильяно сказал, что за него

много не запросят. Долго тряслись в стареньком тарантасе

по грязной дороге. С Босфора дул сырой, холодный ветер.

180

1917 – 1925 годы

Яша кутался в пальто. Хорошо, тётя Фира утром заставила

его надеть тёплый шарф. Пролётку качало на ухабах. Дороги