Семья Тибо.Том 1

— Кто же это — все трое?

— Ну да — Клара, Гирш и я. А начиная с пасхи я стала заезжать за ними три раза в неделю к шести утра. В восемь мне уже следовало быть в Опере. В эту пору весь Лес принадлежал нам одним; было чудесно.

Она ненадолго замолчала. Он смотрел на неё, облокотясь на полку, и совсем притих.

— Она была сумасбродка, — продолжала Рашель, отдаваясь воспоминаниям. — Очень смелая, очень добрая; обаятельная; обаятельная и немного озорная, а иногда взгляд у неё становился жуткий — совсем отцовский. В те времена она была моей лучшей подругой, а мой брат уже несколько лет был в неё влюблён: он и работал, поставив перед собой цель в один прекрасный день жениться на ней. Но Клара не желала. Гирш, разумеется, тем более. И вдруг она сразу перерешила, причём я сначала не могла понять почему. Впрочем, и во время помолвки я ещё ни о чём не подозревала. А потом уже было слишком поздно — вступиться я не могла. — Она помолчала. — Ну а потом, недели три спустя, я получила телеграмму от Гирша, который звал меня в Паленцу. Я понятия не имела, что он поехал к ним, но когда выяснилось, что он там, я мигом почуяла трагическую развязку. Да тут и тайны никакой нет. Ведь на шее у Клары виднелись кровоподтёки. Он наверняка задушил её.

— Кто это — он?

— Арон. Её муж. В тот вечер он нанял лодку, собрался покататься по озеру — один. Гирш ему не препятствовал: это ему было на руку; основания у него, верно, были: он знал, что Арон думает покончить с собой. Да и Клара тоже подозревала это; Гирш за ней не уследил, и она, улучив минуту, вскочила в лодку, которая уже отчаливала от берега. По крайней мере, я до всего этого мало-помалу сама дошла, потому что Гирш… — Она вздрогнула: — Гирш непроницаем, — отчеканила она.

Она снова замолчала, и Антуан спросил.

— Но зачем же было кончать самоубийством?

— Арон вечно говорил об этом. Такой у него был конёк с детства. Поэтому-то я и не решилась что-нибудь ему сказать, и из-за моего попустительства он женился. Ах, как я корю себя за это, — добавила она с глубокой скорбью. — Быть может, если б я тогда сказала… — И, глядя на Антуана так, будто он мог оправдать её перед её же совестью, продолжала: — Ведь я открыла их тайну. Но сообщать о ней Арону не стоило. Правда? Ведь он столько раз грозился покончить с собой, если Клара не выйдет за него замуж. Он бы так и сделал, скажи я ему обо всём, что случайно обнаружила… А как по-твоему?

Антуан не знал, что отвечать, но повторил:

— Случайно?

— Ну да, совершенно случайно; как-то утром я пришла за Кларой и Гиршем, чтобы вместе отправиться в Лес. Поднялась прямо в спальню Клары; подхожу ближе и слышу шум, словно кто-то борется; бросаюсь туда… дверь была полуотворена: Клара без блузки, с голыми руками, запуталась в юбке для верховой езды; и в тот миг, когда я распахнула створку двери, она схватила хлыст, лежавший на стуле — бац! и со всего размаха хлестнула Гирша по лицу.

— Отца?

— Да, мой милый. И, признаюсь, потом я часто об этом вспоминала, — воскликнула она со злорадным смехом. — Часто представляла себе его лицо, его бледную физиономию. И шрам, который становился всё темнее. Ведь он тоже любил колотить, и колотил пребольно. Ну, а на этот раз — ха-ха-ха! — его самого отстегали хлыстом.

— Но… из-за чего?

— По правде говоря, я толком ничего и не узнала, что произошло в то утро… Должно быть, Клара перестала повиноваться после помолвки. Мне в голову сразу пришла эта мысль. Припомнила кое-какие обстоятельства, которые и прежде меня удивляли, и вмиг догадалась, прозрела… Гирш вышел из комнаты с надменным видом, не сказав мне ни слова, — ясно, был уверен, что я-то не проговорюсь. Как видишь, он был прав. Я пристала к Кларе с расспросами. Она во всём призналась. Но она поклялась, и, конечно была вполне искренна, — поклялась, что с этим покончено навеки, сказала, что выходит замуж именно ради избавления от всего этого. Избавления от Гирша? Или ради избавления от… своей страсти? Вот этот вопрос мне бы и следовало задать самой себе в тот день. Следовало бы понять, хотя бы по тону, которым она говорила о нём, что ничего не кончено. — И после паузы она добавила глухим голосом: — Раз женщина говорит о мужчине с такой вот ненавистью, значит, она всё ещё к нему неравнодушна.

Она снова на минуту задумалась, понурив голову, опустив глаза. Потом продолжала: