Семья Тибо.Том 1

Обедали молча. Рашель больше не шутила. Сидела, задумавшись; вспоминала, как её привезли сюда в день похорон в этот же час, точно в таком же экипаже, быть может, в том же самом, только была она тогда со своим певцом. Особенно ей запомнилась ссора, вспыхнувшая почти сразу между ними, запомнилось и то, как Цукко бросился на неё, ударил по щеке, вон там, перед хлебным ларём, и как она снова отдалась ему в тот же вечер в одной из комнат этого постоялого двора, и как потом целых четыре месяца она снова терпела все его сумасбродные, грубые выходки… Впрочем, она не питала к нему злобы, и даже сегодня вечером к воспоминанию о нём, о пощёчине примешивалось что-то чувственное. И однако она остерегалась — не рассказывала Антуану об этой истории. Никогда она откровенно не признавалась ему, что тенор избивал её.

А потом из глубины сознания внезапно возникла другая навязчивая мысль, и Рашель поняла, что, спасаясь от этого наваждения, она нарочно так долго цеплялась за свои воспоминания.

Она поднялась.

— Давай пойдём до станции пешком! — предложила она. — Поезд будет только в одиннадцать часов. Кучер отвезёт вещи.

— Восемь километров в темноте, по грязи?

— Подумаешь!

— Право, ты сошла с ума!

— Ах, я бы добрела туда, выбившись из сил, — сказала она жалобно, — и мне стало бы легче.

Но больше она не настаивала и пошла вместе с ним к экипажу.

Уже совсем стемнело, и стало прохладно.

Сев в карету, Рашель прикоснулась кончиком зонта к спине кучера и сказала:

— Поезжайте потихоньку, шагом, время у нас есть. — Она прильнула к Антуану, шепча: — Тут так уютно, так хорошо…

А немного погодя Антуан погладил её по щеке и почувствовал, что вся она мокра от слёз.

— Я просто измучилась, — объяснила Рашель, отворачивая лицо. И, прижимаясь к нему ещё теснее, тихо сказала: — О, держи меня крепче, котик, не отпускай.

Они сидели молча, прильнув друг к другу. Деревья, дома, озарённые светом фонарей, вдруг появлялись, как призраки, и тотчас исчезали в ночной тьме. Над ними раскинулось необъятное небо. Голова Рашели склонилась к плечу Антуана и покачивалась, когда экипаж встряхивало на ухабах. Время от времени Рашель выпрямлялась, крепко обнимала его и, вздыхая, говорила:

— Как я люблю тебя!

На перроне железнодорожной станции только они и ждали прихода парижского поезда. Они нашли себе убежище под каким-то навесом. Рашель, всё такая же неразговорчивая, держала Антуана за руку.

В потёмках пробегали железнодорожные служащие, помахивая фонарями, бросавшими отблески на влажную платформу.

— Поезд прямого сообщения! Отойдите от края!

Прогромыхал скорый — чёрный состав, словно просверлённый огнями, промчался ураганом, вздымая всё, что могло взлететь, всё унося с собой, даже воздух, нужный для дыхания. И сразу же снова водворилась тишина. Но вдруг где-то над ними раздалось тонкое гнусавое дребезжание электрического звонка, возвещавшего о прибытии экспресса. Состав стоял полминуты. Они едва успели взобраться в вагон и, не выбирая места, устроились в купе, где уже спали три пассажира; лампа была завешана синей тканью. Рашель сняла шляпу и тяжело опустилась на единственное свободное место; Антуан сел возле, но она не прислонилась к нему, а упёрлась лбом в чёрное оконное стекло.

В полутёмном вагоне её волосы, — днём, при ярком свете, они бывали оранжевого, чуть ли не розоватого оттенка, — утратили свой редкостный цвет; казалось, они превратились в какую-то расплавленную массу или, пожалуй, в шёлковую пряжу с металлическим блеском или в стеклярус, а сверкающая белизна её Щёки придавала всему её облику что-то бесплотное. Она бессильно опустила руку на вагонную полку; Антуан сжал её пальцы, и ему показалось, что Рашель дрожит. Он негромко спросил, что с ней. Вместо ответа она лихорадочно пожала ему руку и совсем спрятала от него лицо. Он не понимал, что с ней творится, вспомнил, как сегодня днём она держалась на кладбище. Быть может, её подавленное состояние сейчас, вечером, и есть следствие сегодняшнего её паломничества, хотя в общем она всё время была чуть ли не в весёлом настроении. Он терялся в догадках.

Когда они приехали и их спутники засуетились, сняли с лампы чехол, он заметил, что она упорно не поднимает головы.

Он шёл за ней в толпе, не задавая вопросов.

Но как только они сели в такси, он, не выпуская её рук, спросил:

— Что происходит?

— Ничего.

— Что происходит, Рашель?

— Оставь меня… Видишь сам, всё прошло.

— Нет, я тебя не оставлю. Ведь имею же я право… Что происходит?

Она подняла лицо, подурневшее от слёз, посмотрела на него взглядом, полным отчаяния, и отчётливо произнесла:

— Не могу тебе об этом сказать. — Но выдержка ей изменила и, уже не владея собой, она бросилась к нему на грудь: — Ах, нет, котик, никогда, никогда у меня не хватит на это сил.

И он сразу понял, что счастье его кончилось, что Рашель его бросит, оставит одного, и что ничего, да, ничего нельзя сделать. Он понял всё это ещё раньше и без её слов, сам не зная почему, даже не успев ощутить мучительную тоску, как будто всегда к этому готовился.