Семя желания

Но Тристрам был не вполне прав. Собственный здравый смысл должен был бы подсказать ему, что в его пламенной гипотезе имеется изъян. Мистер Доллимор, трясясь, убрался в тот жалкий штаб, какой сумел соорудить и. о. капитана Солтер. Тристрам заглянул к своему взводу.

– Знаете, что я нашел, сержант? – спросил капрал Гаскел. – Листик клевера[43]. Это, в общем-то, доказывает, где мы, верно?

– У вас есть идеи, почему мы именно тут? – спросил Тристрам.

– Воюем с ирлашками, как я и говорил, – растянул губы до ушей капрал Гаскел. – Хотя один Бог знает, зачем нам с ними воевать. С другой стороны, мы ведь даже не догадываемся, что происходит, так? По тому, что говорили в новостях пару недель назад, я бы думал, это будут китаезы. Может, ирландцы и китайцы теперь заодно.

Тристрам спросил себя, не следует ли просветить капрала Гаскела – с виду такого добропорядочного и хорошего семьянина. «Мне ни за что не поверят», – подумал он. Юный, неоперившийся офицерский голос пел что-то в паре ярдов дальше по траншее. В офицерскую подготовку теперь что, входит исполнение старинных военных песен? Тристрам задумался, а не улизнуть ли потихоньку, но потом решил, что, раз все вокруг замаскированная ловушка, назад, за линию фронта, дороги нет. Единственный возможный выход лежал впереди, за полосой ничейной земли – а там уж как повезет.

– Вы совершенно уверены, что это западное побережье Ирландии? – спросил он капрала Гаскела.

– Настолько, насколько вообще в чем-то уверен.

– Но вы не можете точно сказать, где именно мы находимся?

– Нет, но мы определенно не дальше Коннота к северу. А это значит, Голуэй, либо Клэр, либо Керри.

– Понятно. И как попасть на другой берег?

– По железной дороге, скорее всего. Здесь, в Ирландии, полно старых паровозов, ну, во всяком случае, раньше было, когда я тут разъезжал. Дайте-ка подумать. Если это Керри, то можно из Килларни попасть в Дангарван. А если дальше к северу, то из Листоуэла через Лимерик, Типперари и Килкенни на Уэстфорд. Или, если предположить, что мы в графстве Клэр…

– Спасибо, капрал…

– Разумеется, если мы с ирлашками воюем, у вас ничего не получится. Едва услышат ваш выговор, горло перережут.

– Понятно. Все равно спасибо.

– Вы ведь не собирались свалить, а, сержант?

– Нет-нет. Разумеется, нет.

Тристрам вышел из тесной вонючей землянки, полной облокотившихся о стены или развалившихся на земляном полу солдат, и пошел переброситься словечком с ближайшим часовым.

– Там какое-то шевеление, сержант, – сказал ему часовой, прыщавый паренек по фамилии Берден.

– Кто? Где?

– Вон там.

Он качнул железной каской в сторону противоположных окопов. Тристрам прислушался. Говорят по-китайски? В отдалении бормотали довольно высокие голоса. Аудиозапись шумов битвы существенно стихла. Так-так. Сердце у него упало. Он ошибался, сильно ошибался. Враг все-таки существовал. Он прислушался внимательней.

– Довольно быстро выдвинулись и к тому же совсем тихо. Похоже, хорошо вышколенные ребята.

– Значит, уже недолго, – сказал Тристрам.

Словно подтверждая это предположение, по траншее пришел, спотыкаясь, мистер Доллимор.

– Ах, это опять вы? – сказал он, увидев Тристрама. – Капитан Солтер говорит, что вас следует взять под строжайший арест. А еще он сказал, что теперь уже слишком поздно. В двадцать два ноль-ноль переходим в наступление. Сверим часы.

– В наступление? Какое наступление?

– Опять вы со своими дурацкими вопросами. Мы выходим за бруствер ровно в двадцать два ноль-ноль. Сейчас у нас… – Он проверил. – Двадцать один тридцать четыре. С примкнутыми штыками. Нам приказано захватить ближайший вражеский окоп.

Его лихорадило.

– Кто отдал приказ?

– Какая разница, кто отдал приказ. Поднимайте взвод. Все винтовки зарядить, да присмотрите, чтобы дослали патрон в патронник.

Став прямее, мистер Доллимор сделал важное лицо.

– Англия, – сказал он вдруг и шмыгнул носом.

Не найдя что ответить в данных обстоятельствах, Тристрам отдал честь.

В двадцать один сорок повисла тишина – точно пощечина.

– Вашу мать! – сказали солдаты, которым не хватало уютного, успокоительного шума.

Немногие лампочки замигали и погасли совсем. В непривычных затишье и темноте гораздо яснее стало слышно врагов, которые кашляли и перешептывались – тихими голосами невысоких восточных людей. В 21:45 солдаты, тяжело дыша ртом, выстроились вдоль всей траншеи. Мистер Доллимор с трясущимся пистолетом в руке не спускал глаз с часов и готов был повести свои тридцать человек («стал тихий уголок средь поля на чужбине») в героическую атаку, чтобы отдать Богу душу («навеки Англией»).

21:50, и практически слышен стук сердец. Тристрам остро сознавал собственную роль в надвигающемся массовом самоубийстве. Если задача мистера Доллимора вывести людей из окопа, то его – погнать их вперед: «Вставайте и идите, не то сам перестреляю всех до последнего мерзавца!»

21:55.

– О бог сражений! – шептал мистер Доллимор. – Закали сердца. Солдат избавь от страха…[44]

21:56.

– К маме хочу! – притворно всхлипнул какой-то юморист-кокни.

21:57.