Читаем Семья Звонаревых. Том 1 полностью

– Носишь какую-то бурду, а не обед! Сама, стерва, верно, его жрёшь или кормишь своего муженька! А он, того и гляди, меня придушит.

– Напрасно вы, господин студент, такими словами бросаетесь. Мне дадено особое распоряжение от господина начальника жандармской команды, чтобы, значит, вас не калечить, а только пужать, и то в острастку другим. Замахнись на вас – помрёте со страху, а мы в ответе будем, – проговорил вошедший Блохин.

– Этот прохвост Саблин знает, с кем имеет дело, – пробурчал Тлущ.

Оставив ему обед, Блохин и Валя направились к главной лестнице, но вместо того, чтобы подняться наверх, спустились ещё на один этаж ниже, к Климову.

Как-то днём к Климову зашёл Саблин. Голубенко, сопровождавший ротмистра, скомандовал «встать», но Климов даже не пошевельнулся.

– Ты что, скотина, не слышишь команду? – возмутился Саблин.

Климов продолжал молчать, не обернулся и на этот раз.

– Ну, погоди, негодяй! – в бешенстве закричал ротмистр. – Голодом заморю. Здесь сдохнешь, здесь и в землю зароем!

– Не зароете, ответа с вас стребуют – куда девался арестант, – спокойно отозвался Климов.

– Найдём что ответить: заболел животом и помер в одночасье.

– Отравить хотите? – сообразил Климов. – Спасибо за предупреждение. Буду теперь жандармов заставлять пробовать мою еду. Ежели попробует и не сдохнет, тогда и я буду есть.

– Убрать свет, не кормить, пусть сдыхает! – неистово заорал жандарм и пригрозил кулаком: – В ногах ещё ползать будешь!

– Не дождётесь! – насмешливо прищурился Климов.

Свет убрали. Карцер погрузился в непроглядный мрак и могильную тишину.

Было над чем подумать Ивану Герасимовичу, ныне рабочему Климову, узнику Керченской крепости. Многое видел он в своей жизни. Труд, труд, каторжный труд… Сначала был мальчиком-учеником, потом ткачом, механиком. Думал пробиться в люди, стать самостоятельным хозяином… Теперь смешно вспоминать эти горькие мальчишечьи мечты. Позднее пришла зрелость… И не потому, что повзрослел, что вымахал в здорового ладного парня, что встретил свою единственную на всю жизнь любовь – Дашу. А потому, что понял смысл жизни… Зачем жить, ради чего? Ради борьбы за свободу, за свою рабочую власть. На этот трудный путь он встал без колебаний. Боялся одного: что будет слаб, что не сможет быть полезным, как хотелось бы.

Не сразу, не вдруг пришла выдержка, воля, характер борца и знания… Ох как трудно было овладевать наукой революции. Помогли друзья, подполье. А потом подготовка к восстанию. Наконец баррикадные бои, надежды на победу, товарищи…

Вставай, подымайся, рабочий народ,Вставай на врага, люд голодный!Раздайся клич мести народной —Вперёд, вперёд, вперёд, вперёд, вперёд, —

тихо запел Иван Герасимович. И чувствовал, как эта мужественная песня бодрит его душу, как исчезает из неё усталость и грусть. Да… это была их песня, песня восставшего народа, её пели на баррикадах, с нею на устах умирали. Погибли Андрей, жених Клавы, Наташа… А сколько ещё! Каратели в крови потопили Пресню.

А теперь хотят его прикончить, Клаву… Ну нет, господин ротмистр, кишка тонка. Мы ещё поборемся.

Климов ощупью добрался до стола и присел на табурет.

В тишине прозвучали отдалённые шаги, Климов сразу даже не мог понять, чудится ли это ему или действительно кто-то идёт по подземелью. Вскоре, однако, он уже явственно различал шаги. Шли двое, осторожно, тихо.

«Ишь, гады, крадутся!» – Он вскочил с топчана, подошёл к двери, припав к ней ухом, стал напряжённо прислушиваться.

Шаги приближались. Разговаривали тихо: женский голос и мужской басовитый.

«Кто это? Неужели Мотька? – старался угадать Климов. – А с нею кто? Клава предупреждала: «Должна сказать важное: Мотя и Гордеев…» Что? Предостеречь хотела?»

В это время в нишу над дверью вставили фонарь, слабый желтоватый свет проник в камеру. Загремел засов, и вошла Валя с судками в руках.

– Здравствуйте, – приветливо поздоровалась она. – Вот обед вам принесла…

– Отравленный?! Ешь его сама! – зло сжал кулаки Климов.

Валя обиженно взглянула на него.

– Да что вы, бог с вами!

– Говори, отравленный? – прохрипел Климов.

Валя зачерпнула ложку супа и попробовала его.

Климов продолжал недоверчиво смотреть на неё.

– Мало. Хлебай ещё, тогда поверю. Может, ты и сама не знаешь, что тебе Саблин подсунул.

– Я сама варила суп… Кто же себе враг! – пробормотала она и хлебнула ещё несколько ложек.

Только сейчас Климов заметил на её боку кобуру с наганом. В каземате они были вдвоём. Блохин находился в коридоре. У Климова мелькнула дерзкая мысль овладеть оружием. Действовать надо было быстро. Случай благоприятствовал ему. Одолеть Валю ничего не стоило. Резким движением Климов схватил её за горло, а другой попытался выхватить наган из кобуры.

– Что вы, что вы! – вырвался из груди Вали приглушённый стон.

Перейти на страницу:

Все книги серии Порт-Артур

Похожие книги

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза