Семиярусная гора

Теперь церковь была полна света, монахи стояли в своих стасидиях, белой волной склоняясь в поклоне в конце каждого псалма, этих медленных, богатых, печальных и светлых песнопений, что славят Бога за новый Его день, благодарят Его за сотворенный Им мир и за жизнь, которую Он продолжает ему подавать.

Псалмы, монашеское пение, особенно эта будничная интонация песнопений Малых часов словно источали жизнь, силу и благодать. Словно весь мир оживал и наполнялся новыми силами и значением в их простом и красивом пении, которое постепенно нарастало, подготавливая переход к монастырской мессе, – великолепной, при том, что цистерцианское великопостное богослужение предельно просто. Оно еще прекрасней оттого, что обращено к уму и сердцу и не отвлекает глаз блеском одеяний и убранства.

На пустом престоле горели две свечи. Простое деревянное распятие возвышалось над дарохранительницей. Жертвенник был скрыт завесой. Белый покров ниспадал с обеих сторон престола почти до пола. Священник в простой ризе поднялся на ступени алтаря, сопровождаемый дьяконом в альбе и столе. И это все.

Иногда во время мессы какой-нибудь монах в капюшоне отделялся от хора и медленно и сосредоточенно шел к алтарю, с торжественными и степенными поклонами, длинные рукава свободно и плавно спадают почти до лодыжек…

Эта строгая простота придавала богослужению потрясающую силу. Оно наглядно свидетельствовало об одной простой и поразительной истине: эта церковь, двор Царицы Небесной, и есть настоящая столица страны, в которой мы живем. Она средоточие всей присущей Америке жизненной силы. Она собирает народ в одно целое. Эти люди, сокрытые в безымянности общего хора, невидимые под своими белыми капюшонами, делают для страны то, что не может сделать ни армия, ни конгресс, ни президент. Они завоевывают для нее благодать, защиту, благоволение Бога.

IV

Я узнал, что темноволосый молодой человек в дангери – послушник. В тот день он поступал в монастырь. На вечернем богослужении мы, стоявшие на балконе в дальнем конце церкви, видели его внизу, в хоре. Темная мирская одежда даже в тени выделяла его среди однообразно белых одеяний монахов и новициев.

Так было пару дней. Первое, что вы замечали, взглянув на хор, это молодой человек в мирской одежде посреди монахов.

Потом он вдруг пропал. Его облекли в белое. Он получил одежды облата[449] и стал неотличим от других.

Воды сомкнулись над его головой, и его поглотила община. Он исчез. Мир о нем больше не услышит. Он умер для общества, став цистерцианцем.

В гостевом доме один человек, который знал его прежде, немного рассказал мне о нем в порядке некролога. Я не уверен, что все запомнил правильно, но этот молодой человек был новообращенным. Происходил он из весьма состоятельной семьи в Пенсильвании, учился в одном из крупных университетов на востоке и проводил каникулы на Багамах. Там он случайно познакомился со священником, который стал говорить с ним о вере и обратил его. Когда он крестился, родители пришли в ярость и выгнали его, как говорится, без копейки. Он некоторое время служил пилотом в одной из крупных авиакомпаний, водил самолеты в Южную Африку, но теперь все кончено. Он ушел из мира. Requiescat in pace[450].

Священник в мирском с белой гривой волос был еще более загадочной фигурой. Это был крупный широколицый малый со странным акцентом, который я счел бельгийским. Он не вступал в монастырь, но, похоже, уже довольно долго обитал в гостевом доме. Днем он надевал рабочий комбинезон и шел красить скамьи и прочую мебель, любил посмеяться и поговорить.

Разговоры его казались мне довольно странными. В таком месте как это невольно ожидаешь, что человек прямо или косвенно будет говорить о религии. Но именно о ней он молчал как рыба. Единственно, в чем он, кажется, разбирался, это сила, – работа и сила. За обеденным столом он засучил рукав и сказал:

– Ха! Смотри, какой мышца!

И напряг огромный бицепс в назидание молитвенникам.

Позднее я узнал, что он был под церковной епитимией, и в монастыре находился на покаянии. Бедняга по той или иной причине жил не так, как положено доброму священнику-, и в конце концов угодил в сети заблуждений. Он связался с некими раскольниками из секты, известной как «старокатолики», эти люди уговорили его оставить Церковь и перейти к ним. Они даже сделали его архиепископом.

Наверно некоторое время он наслаждался новизной и высоким положением, но в целом все выглядело довольно глупо. И он ото всего отказался и вернулся в Церковь. И теперь, в монастыре, он каждое утро служил мессу с молодым священником, только что рукоположенным.