Тантризм был религиозным и философским движением, которое стало популярным с четвертого столетия и повлияло на индийскую философию, мистицизм, этику, искусство и литературу. Аджехананда Бхарати утверждал: «Что отличает тантрическое учение от другого индийского или буддистского учения, так это его систематический упор на тождественность абсолютного [paramartha] и феноменального [vyavahara] миров, рассмотренных через призму опыта поклонения [sadhana]».[xxiv] Тантризм был анти-аскетичен и анти-спекулятивен и представлял трансгрессивный противоток в общепринятом индуизме. Он отрицал превалирующую кастовую систему и предлагал переоценку ценностей. В тантризме наличествовало поклонение телу, которое рассматривалось как микрокосм вселенной. В противоположность маскулинистскому настрою традиционного индуизма, как отметил Элиаде. в тантризме «впервые в духовной истории арийской Индии Великая Богиня обрела доминирующее положение. … Мы также наблюдаем нечто вроде нового религиозного открытия мистерии женщины».[xxv] Другой взгляд на тантризм отражался в его практике, которая часто использовала элементы, отсутствующие в традиционных религиозных ритуалах. Зиммер утверждал, что тантризм «настаивает на святости и чистоте всех вещей; отсюда «пять запретных вещей»… составляющих сакраментальное подношение в определенных тантрических ритуалах: вино, мясо, рыба, поджаренная пшеница и половой акт».[xxvi] В школах так называемой «правой руки» они использовались символически, а в школах «левой руки» буквально.
Что касается современного восприятия тантризма Якоб Нидлмен уместно отметил, что «как только западный человек слышит слово «тантризм», в его разуме появляются различные дикие и зловещие ассоциации, дополняющие попурри из психодуховной научной фантастики и сексуальной акробатики, повергнувшее бы в стыд даже наделенных самым богатым воображением порнографов и полностью затмившее бы достижения даже самых стойких наших сексуальных воинов».[xxvii] Смешение движения нью-эйдж с сексуальной революцией шестидесятых породило все увеличивающийся интерес к тантризму на Западе, сопровождающийся многочисленными руководствами «как это сделать», ориентированных на ритуализированных сексуальных практиках – часто по пути замалчивающих то, что в тантризме такие практики были направлены не на освобождение сексуальности per se, а на освобождение из цикла перерождения.
Юнг уточнял свое психологическое понимание тантра-йоги следующим образом:
«Индийская философия и есть интерпретация, данная самому состоянию не-эго, которая воздействует на нашу личностную психологию, хотя и остается независимой от нас. Она видит цель человеческого развития в создании подхода и связи между особой природой не-эго и сознательным эго. Тантра-йога дает описание условий и фаз развития этой безличностности, так как она сама по себе производит свет высшего сверхличностного сознания».[xxviii]
Во времена, когда психологией правил бихевиоризм, позитивистская экспериментальная эпистемология и растущее доминирование психоанализа, и когда фазы развития едва ли можно было ассоциировать с чем-то, кроме альфы и омеги в изучении личности – ребенком, - кундалини-йога представила Юнгу модель чего-то полностью отсутствующего в западной психологии – описание фаз развития высшего сознания.
В кундалини-йоге тело представлено состоящим из последовательности чакр: муладхары, свадхистханы, манипуры, анахаты, вишудхи, аджны и сахасрары. Они расположены в разных частях тела и связаны каналами (нади), важнейшие из которых ида, пингала и сушумна. Многие комментаторы возразят, что чакры и нади не предполагаются физиологическими описаниями тела в современном западном смысле, а представляют тонкое или мистическое тело. Фойерштейн описывал их как «идеализированную версию структуры тонкого тела, предназначенными для направления визуализации и созерцания йогина».[xxix]
В лекциях Юнг в основном обсуждает современную психологическую интерпретацию чакр. Нарендра Натх Бхаттачарья утверждал, что чакры лучше всего понимать, рассматривая их различные компоненты представляющими процесс исторического наслоения: