Сенатский гламур

«Блэкберри» пытался провертеть дыру в моем бедре, и я, даже не глядя на часы, поняла, что уже больше половины десятого. Слушание началось. Надо что-то делать. Как только журналисты подошли к пропускному пункту, я взяла мистера Укурка под локоть и твердо повела его к комнате, где заседал комитет. Когда мы проходили мимо двойных дверей зала заседаний, я увидела, что председатель уже прочел половину вступительной речи. Комната была битком набита людьми и камерами; остальные сенаторы стояли по бокам от Р.Г., выстроившись властной дугой одинаковых темных костюмов и хмурых лиц. Не успели мы проскользнуть, как Р.Г. посмотрел прямо на меня. Я отметила озабоченное выражение его глаз и поняла, что иду ко дну. Я собрала все силы, чтобы изобразить уверенную улыбку, но, кажется, это его не успокоило. Что неудивительно, ведь, судя по множеству фотоулик, попытки улыбнуться делают меня похожей на пьяную жертву инсульта. То есть свидетель из меня вышел бы не намного лучше, чем из Альфреда Джекмена.

Мы подошли к дверям соседнего кабинета. Я повернулась к древнему наркоману и снова поразилась резкому запаху марихуаны, который, казалось, исходил изо всех его пор. Только сейчас до меня дошло, что положение отчаянное. Он не сможет давать показания, и неважно, насколько душещипательна его история. Вместо большой победы Р.Г. ждет полная катастрофа. Ну что за черт!

Я не пустила Джекмена в кабинет, а повела его дальше по коридору в уединенную комнату для отдыха. Будь он менее обдолбан, удивился бы, куда я его веду. Но он, похоже, полностью покорился действию коктейля из анаши и лекарств. Счастливый, он шаркал рядом со мной, тыкая пальцем в фиолетовые точки, которые, по его словам, наполняли коридор, словно теплые, сияющие пузыри.

— Одна сидит у тебя прямо на носу, словно большая фиолетовая родинка, — сказал он, легко касаясь моего лица своим восьмидесятитрехлетним, насквозь прокуренным пальцем.

— Спасибо, я обязательно схожу к дерматологу, — ответила я, сражаясь с большим окном комнаты для отдыха. Наконец оно сдалось и открылось достаточно широко, чтобы через него могли пролезть напичканный наркотиками старик и советник по здравоохранению, которого вот-вот уволят.

«Пожалуйста, пошли нам такси, пожалуйста, пошли нам такси», — молилась я Богу Такси, помогая Альфреду Джекмену приземлиться на тротуар. В сложной ситуации я часто обращаюсь к пантеону весьма своеобразных божеств, в надежде, что они услышат мои искренние молитвы. Интересно, люди часто молятся Богу Такси? Я рассчитывала, что он вознаградит меня за внимание скромной милостью.

Как только мы вылезли в окно, к остановке напротив подъехало такси, словно манна небесная. Я помогла Альфреду Джекмену забраться на заднее сиденье и увидела в зеркале, что водитель морщится.

— Он очень старый и плохо себя чувствует, — любезно объяснила я. — Не могли бы вы отвезти его обратно в «Хиатт Редженси» на перекрестке Нью-Джерси и Конституция-авеню?

Водитель на редкость равнодушно пожал плечами. Альфред Джекмен повернулся ко мне.

— Мы едем на слушание? — спросил он, отмахиваясь от воображаемых узоров, которые обнаружил в салоне такси.

— Слушание перенесли на завтра. Я загляну к вам в отель сегодня днем, чтобы зачитать новое расписание, хорошо? — Я широко улыбнулась.

Он погладил меня по руке.

— Конечно, конечно. Знаешь, и от меня может быть толк, детка.

Нет уж, ты и так слишком много сделал.

Я протянула водителю последние десять баксов — последние до тех пор, пока не обналичу еженедельный чек (немногим более десяти долларов, старая добрая правительственная зарплата), и отправила обоих красавцев в путь.

У Ральфа не было времени — он проверял группу туристов и только удивленно посмотрел на меня, когда я через несколько секунд возникла в дверях. Сомневаюсь, что он стал бы расспрашивать, даже если бы не был занят. Несмотря на связавшую нас подземку, в сущности, я всего лишь одна из легиона юных сотрудниц, что проходят мимо него год за годом. Пока не срабатывают охранные устройства, Ральфу нет особого дела до того, почему я вошла в здание, хотя вроде бы не выходила.

Я влетела в зал заседаний в тот момент, когда председатель произнес:

— Возможно, мы не будем заслушивать сегодня показания мистера Альфреда Джекмена. В последний раз спрашиваю, здесь ли мистер Джекмен или кто-нибудь из его представителей?

Я чувствовала, что Р.Г. впился в меня ястребиным взглядом, но не смогла посмотреть на него. Вдохнув побольше спертого воздуха, я подошла к микрофону на столе перед группой сенаторов. Даже на трезвую голову ужасно странно понимать, что все эти видные политики и журналисты смотрят только на меня.

— Мистер Джекмен заболел, — проскрипела я тонким, ломким голосом. Вовсе не тем четким, плавным, уверенным тоном, который готовила для подобных минут. Более того, я еще и дрожала. Потрясающе.

— Прискорбно, — пророкотал председатель.

Я вцепилась ногтями в ногу, чтобы перестать дрожать прежде, чем решат, будто я тоже больна.