Сенешаль Ла-Рошели

Английских лучников, а вместе с ними и нас, лиссабонцы встретили радостно. Может быть, немалую роль в этом сыграло то, что прибыли мы на Пасху. Эдакое очень символичное появление. Не думаю, что мы являлись такой уж грозной военной силой. Важен был сам факт помощи со стороны герцога Ланкастерского. Именно герцога, а не Англии. В Португалии опять был «защитник отечества». На этот раз им стал Жуан, магистр Ависского ордена, бастард, сводный брат короля Фердинанду Первого, почившего два года назад и не оставившего законного наследника мужского пола. На трон Португалии претендовал зять покойного короля Хуан, король Кастильский. Португальцы произносили и его имя, как Жуан, так что это была битва тезок. Население королевства разделилось на два лагеря. Как я понял, португальцы сражались в данном случае не за кандидата на престол, а за слияние двух королевств или независимость. За слияние была знать, за независимость — горожане и крестьяне. Опыт научил меня, что выигрывает тот, на чьей стороне знать и горожане, а проигрывает тот, на чьей стороне крестьяне. В данном случае мой опыт подсказок не давал.

Я снял двенадцать пушек с кораблей, по три с каждого, и большую часть пороха, ядер и картечи, а также сократил на них количество арбалетчиков на сотню человек и артиллеристов на четыре десятка. Все четыре бригантины пойдут в балласте в ЛаРошель, где пополнят количество пушек, боеприпасов и членов экипажа, после чего возобновят торговлю с Бристолем, где, благодаря герцогу Ланкастерскому, для моих кораблей введен льготный режим пошлин и гарантирована неприкосновенность в случае начала войны между Англией и Францией. Осенью или раньше, если я дам знать, одна бригантина прибудет в Лиссабон и заберет нас.

Два дня мы провели в наполовину разрушенной деревне рядом с Лиссабоном. Меня так и подмывало сходить в город, посмотреть на бывшие свои дома, узнать, что стало с моими потомками. Удерживал принцип не возвращаться туда, где был счастлив. Да и нет пока знаменитых лиссабонских трамваев, в которых, по моему глубокому убеждению, приучают жителей города с детства к штормовой качке, а подниматься на Замковый холм пешком как-то не по кайфу. Лошадьми нас снабдили только перед самым выходом. Мне, по моему требованию, привели темно-гнедого жеребца, крупного. На этом его достоинства и заканчивались. Скотина была норовистая и ленивая. Как догадываюсь, второе порождало первое. Первые два дня пути я только тем и занимался, что вбивал жеребцу плетью и шпорами, что я упрямее и ленивее. На третий день он смирился со злой долей. Арбалетчикам достались неказистые низкорослые лошаденки. На таких когда-то скакали местные альмогавары. Видимо, с тех пор португальцы так и не научились выращивать хороших лошадей. В пятнадцать телег, которые нам выделили под пушки и боеприпасы, запрягли и вовсе по паре мулов. Утешало только то, что командиру английских лучников Ричарду Пембриджу конь достался еще хуже, чем мне, а поклажу его лучников везли мулы и ослы. Вышедшие с нами лиссабонские ополченцы и вовсе сами тащили свои вещи. На примерно тысячу человек было не больше десятка ослов и мулов и всего одна кляча, которая с трудом тащила двуколку, нагруженную вяленой рыбой — основной едой этих солдат. Нам, в отличие от них, выдали еще и муку, из которой мои арбалетчики на привалах пекли лепешки и угощали ими ополченцев. Я догадывался, что снабжение будет на подобном уровне, поэтому взял с бригантин запасы еды и прикупил в городе четырех бычков — по одному на каждый день перехода.

Путь наш был на Коимбру. Там сейчас находился вновь испеченный король Португалии, и там собиралась португальская армия, чтобы дать отпор кастильцам. Говорят, у Хуана Кастильского очень большая армия, к которой присоединился двухтысячный отряд французских латников. Дома, из-за перемирия с Англией, им делать было нечего, а здесь маячил шанс разбить и разграбить слабого противника. Впрочем, ради шанса легко разбогатеть французские латники забили бы на войну с англичанами.