Сентябрь прошлого века. Сборник детективов

– Яков тоже не выполнил. Я просил, – и замолчал, ведь речь сейчас бы пошла именно о ней. Назакат догадалась. Перевела разговор на прежнюю тему. Пообещала ежедневно звонить, сообщать новости, узнавать о состоянии здоровья. Если замечу ухудшения, не дай бог, конечно, или лечение не будет оказывать эффекта, в конце недели она вызовет своего психиатра. Уж на него можно будет положиться.

– А сейчас я переговорю с Беленьким, он планирует закончить дело. Попрошу у него изменения меры пресечения на подписку о невыезде. Обвинение вам до сих пор не предъявлено, было б что серьезней топота ног, давно бы предъявил. А вам лучше переехать отсюда на время суда, вы сами это прекрасно понимаете.

– Рад, что вы тоже, – у меня на душе стало легче. А в голове хмельно зашумело. Еще и антидепрессант подействовал, хоть и выпил всего таблетку.

– Но прежде вас оценит сторонний специалист. И пусть Беленький попробует не допустить его к вам. Ваше состояние никак не назовешь удовлетворительным, так что все заявления, которые вы сделали Беленькому, можно выбросить. Я позабочусь об этом на суде.

Я попытался снова объяснить ей, что все серьезно, что в моих словах сермяжная правда жизни, Назакат не слушала или не хотела слышать. Ее интересовало иное – предстоящий процесс. Она давно готовилась к нему, мое признание, конечно, напутало карты, но игру не отменило. Мой адвокат будет доказывать недееспособность прокуратуры недееспособностью своего клиента. Неужто им с Арановичем так надо свалить Беленького? Ей-то почему? Ведь Тарас прав, меня подозревая. И вот я сам доказал это.

Наверное, со стороны, я действительно несу чушь. Замолчал, извинился. Гафарова повторила, чтоб я без ее разрешения ни о чем, ни с кем не говорил, никакие бумаги не подписывал. Если что, немедленно звонить ей, в любое время суток. Последние ее слова вселили странную уверенность. Значит, кому-то я могу позвонить, когда и что бы со мной ни случилось. До этого такую вольность я мог позволить, разве что с Алей. Особенно в первое время, когда я еще лежал вот тут в кухне у стенки, а она, приходя, постепенно поднимала меня на ноги, мы еще не жили вместе. Если что, просила она, именно просила, звони, я приеду. Этим своим телефонным правом, я так ни разу не воспользовался. Ко мне переехала она в тот день, когда сказала окончательное «нет» Тарасу. И с той поры держала слово, вроде играя с ним, с собой, а в то же время, не в силах вернуться. Что-то внутри, я теперь не понимал что, не давало ей покинуть мою квартиру. Жаль, что мы так и не поговорили об этом. О прошлом. Я не решался, она не хотела тревожить наше, хрупкое, неустоявшееся настоящее. Когда я уехал, Аля собиралась поговорить со мной – думала ли, что это действительно поможет? Или бравада перед Тарасом была в ее письмах? Желание щелкнуть по носу того, с которым не могла жить, без которого с трудом существовала. Я по-прежнему не понимал их отношений, да привязанность, да страсть, но существовало ли в ней что-то большее – или оба сами не могли дать ответа?

И почему Тарас поначалу решил, что она покончила с собой? Ведь знал ее лучше меня, неужели мог представить, что Аля, сильная, несгибаемая, сможет наглотаться таблеток. Или и он, несмотря на весь свой опыт, на всю глубину и продолжительность отношений, так же не мог подобрать к ней ключи? И говоря мне вчера, что не мог ничего изменить, лукавил снова или впервые был честен? Я не мог понять его вчерашнего.

Последние их письма наполнились серьезностью, Аля не шутковала, говоря, что решилась и, как бы ни просил, не сможет возвратиться, что эта тема закрыта окончательно. И что боится меня потерять, а потому поищет удобный случай рассказать мне о них. Тарас ответил, что случай она ищет уж слишком долго, нет смысла притворяться. И что он все равно будет ждать и верить. В чувства, в разум, во все сразу. Самое последнее письмо: «прости, что я тебе наговорила всего, я запуталась окончательно, я не нахожу выхода, я не знаю, как и что буду делать, но что-то должна, иначе с ума сойду. Я столько не хочу всего терять, и столько потеряла, как бы ни вышло снова похожее. Но я столько нагородила за последние месяцы, что не понимаю, как выбраться». Единственная улыбочка в конце, с красной строки. Будто этим она просила прощения у Тараса за все последующее. И свое и мое.

Он не ответил, наверное, позвонил, может, просил о встрече, может, хотел приехать. Наверное, даже приехал, не зря же он топтался по комнате без перчаток. Наверное, нет. Если б случился тот разговор, все вышло иначе. Видимо, Аля отказала во встрече, наговорила такого, что разом охладило его пыл.

Странно, когда я думал о них, ничего в голове не было. Результат ли это действия антидепрессанта или я настолько теперь оказался далек от обоих – кажется, последнее. Когда выкопал все, что мог, вызнал и вызвал все мысли и чувства, душа опустевает. Сейчас хотелось одного – перестать думать, забиться в себя, и… наверное, увидеться с Наташей. Просто поговорить. Ведь, с кем еще, я мог говорить?

Подошла Яна.