Сентябрь прошлого века. Сборник детективов

Слюна застряла в горле. Он поперхнулся и закашлялся. Добрел до квартиры, набрал номер.

– Брат, только вспомнил, что отдал фотки матери, она просила. У меня мои и немного видов Замоскворечья, помнишь, мы ходили тогда. Тебе больше не писали? Ну и то хорошо. Знаешь, я…, – слова долетали с трудом, километры пути между домами преодолевая не в виде электрических сигналов, а как есть. Будто Егор разговаривал с ним пытаясь докричаться из своей квартиры. Едва слышные, непонимаемые слова.

– Матери, зачем?

– Просила. Да какая разница, если хочешь, заберешь у нее пленку, нашлепаешь сам. Увеличитель у Иры вроде был. Кстати, ты квартиру еще не выкупил? Нет, ну ладно. Но все равно, на будущее, есть дельце. Пустячок, а приятная добавка к зарплате. Смотри…

– Мне это, – он тоже говорил так, словно и его слова приходили с такого же расстояние, прежде, чем выйти из уст. Голова запульсировала нарастающей болью. – мне не надо.

– Пригодится. Я ж сказал, на будущее. У меня связи есть в одном СМУ, которое тут начало застраивать овраг за парком. Стройка должна была начаться еще когда, но кризис, только теперь счета разморозили. Подрядчик пригласил работяг из Средней Азии. А что ты хочешь, не Москва, это там турки с финнами строят, а у нас все проще и дешевле. Тем более, квартал для бедных. Я могу подсобить с деньгами.

– Не надо…

– Надо. Решай до зимы все свои вопросы. Сдавай в аренду квартиру для азиатов, неважно сколько, десять, двадцать, хоть всех. С каждого получишь по пятьсот рублей в месяц. Сколько ты сейчас загребаешь, тысяч семь? Даже восемь? Ну и вот тебе еще столько же. Половину я возьму.

– За что?

– А, сразу ожил. Хорошо, треть. За то, что уму-разуму научил. Помогу быстро распродать доли в квартире через своего нотариуса и на два-три года ты обеспечен. А может, и больше, ведь кризис-то на исходе, может, они еще чего строить у нас будут.

Григорий повесил трубку. Ира молча стояла рядом с ним, кажется, все слышала. Бледная, обняла, потрогала лоб, поцеловала.

– Не соглашайся, подставит опять, а тебе разбираться. Он ведь только предложил, а ты будешь с липовыми документами на руках.

– Я знаю, знаю, – сделал шаг назад. – Извини, мне надо с матерью поговорить. Сходить надо.

Ира продолжала стоять на дороге. Кусала губы.

– Гринь, не надо…

– Не называй меня так, – еще раз больно.

– Может, вместе…

Он поспешил к лифту. Нет, на лестницу, ждать когда он придет, зная, что Ира стоит за дверью, невыносимо. Пошел, почти побежал к остановке. Мать жила через два квартала от ее дома. Старый дом, старые стены, которые так не хочется видеть. Ключ к которым постоянно носил с собой на кольце, вместе с другими, пусть давно переехал, убрался в Москву, не собираясь возвращаться. Будто не верил, ни во что не верил окончательно. Или поджидал именно этого мига.

Пумка все спрашивала…. Вздрогнул. Дядя Матвей оказался редким любителем девочек, нет, все в рамках закона, но эти Надины фотографии…. Соседка говорила, что и теперь, до самой смерти, у него была молодуха. Его передернуло. Зачем ты ее тогда нашел в столице, дядя Матвей, как встретился, почему именно ее? Сколько вы встречались, и как у вас это…

Даже сейчас не оставляет. Казалось, забылся приятными воспоминаниями, помня только добрые руки и терпеливый голос. А после смерти, будто в насмешку, его наставник оказался соперником. Как он так, что он там теперь… или получается, он и теперь с ней, не хочет отпускать. Или не может отпускать. Получается…

– Черный человек, – зубы клацнули. Тогда выходит…

Автобус вырулил на круг конечной остановки. Григорий побежал к дому, который никогда не называл своим. Его спрашивали однокашники, куда он, на что всегда отвечал: «ужинать» или «обедать» или что-то в таком духе. В маленькую двухкомнатную квартирку, которую они получили, наверное, по хлопотам того «дяди», что являлся его отцом, через года два после его рождения. Конечно, он не помнил переезда, мать говорила, как получила эти комнаты, выхлопотала, Григорий и представлял, как она, охлопывая стены, ходит по квартире.

Григорий достал ключ, вставил и повернул, только собачка отошла, значит, дома. Мать потускнела, но все еще пытается хорохориться. Вот только нет денег, нет поклонников. Странно, что они вообще были, эти поклонники. Да нет, сожители, правильно старухи у подъезда их называли. Приходили, уходили, особо не задерживаясь, не находя, а может и не ища в матери того светлого, теплого, что обычно ищут в женщине. Кажется, их только одно интересовало. И мать тоже.

– Кто? А это ты пришел? Чего надо? – даже не удивилась, как он открыл дверь, не удивилась и встретила дежурной фразой. Будто последних десяти лет не прошло. Именно столько он не был в доме.