И еще. В приметы она верила, с каждым годом, все больше, и во все более сложные. Егор о том рассказывал со смехом, ерничая над матерью, порой, вслух. Та лишь терпела. Отношения с новыми дядьями складывались из рук вон, денег не приносили, одни убытки, сама часто жаловалась, а потому подленько мстила, или считала, что мстила, портя подарки, изливая на них свою желчь. Изливая, и снова убирая в сервант. Почему только сейчас пришло на ум. Да и зачем тогда Егор, если… Нет, все равно, хотя б из объективности. Ведь мать на заводе хороший инженер, а в остальном неудачница, а вот Егор не в пример, да и… может, еще подруга Пумкина, или Илья тот странненький… Иру он проверит и так, с остальными будет сложнее. Разве что тоже спрашивать насчет подарков, как память о Пумке, подло, мерзко, но спрашивать…
Он потряс головой. Наверное, давление, ударило. Это погода виновата, вроде тепло, но ветер сильный, вот голову ломит, и нос непробиваемо заложен. Надо список составить, так он не разберется, и ведь не отложишь, надо сейчас, пока совсем не слег. А потом отлежаться у Иры. Пумка должна понять, ведь они, как в надоевшей семье, он в кухне спит, она в комнате.
За соседним столом, рядом с портативным телевизором, зашумели сдержанно: шла трансляция из Сиднея. Наши не то выиграли что-то, не то, напротив, ушла медаль из-под носа. Игры начались еще в прошлую пятницу, но он, к тому времени, уже два дня бредил Пумкой. Ему всегда было приятнее смотреть с ней, весной они ходили на волейбольный матч, не то, что ему нравилось, но рядом находилась способная напрочь выбить из головы все окружающее. Он и забыл, весь вечер любуясь не стройными волейболистками, на которых и приходили глазеть мужики, а сидящей рядом.
Звонок.
– Я не понял, а чего ты, собственно, звонил-то? – Григорий немного путано начал объяснять свою версию, годовщина, а у него ничего от Нади не осталось, хоть бы что… – Ну знаешь, брат, ты с этим завязывай. У тебя под носом Ирка есть, или ты и с ней умудрился поцапаться?
Не даст. Ну ладно, придумает еще что. Позвонил графологу и нотариусу, перебирая хрустящую тысячу в кармане, договорился придти завтра, расплатиться по долгам.
Ира вызвалась проводить до его дома, ну как иначе? Сказал только, чтоб ждала внизу, он быстро, возьмет только самое необходимое. Лекарства, там, щетку, да все есть у нее, и лекарства и его щетка, ведь не в первый раз. Запихал в пакет, что подвернулось и набросал что-то вроде объяснительной для Пумки. «Милая, еду на денек к Ире, мне кажется, это она могла быть, прости, правда нужно». Объясняться с Надей ни письменно, ни вербально Григорий так и не научился, глотал обвинения, и только шептал: «прости». Особенно последние дни перед ссорой, когда Пумка срывалась буквально по любому поводу. Егор, зараза, так некстати посетивший их, высказался насчет предменструального синдрома, прошелся по гостеприимству хозяйки и едва не получил от Григория хорошую плюху. Но в чем-то был прав, в Пумку будто бес вселился. Хотел остаться, Надя не разрешила, обычно она никогда не противилась гостям, а тут взбрыкнула, да Егор повел себя некрасиво, но и выпихивать в последнюю электричку. все одно, нехорошо. В итоге Григорий отправился провожать брата. Тому как раз пришло сообщение на пейджер от матери. Беспокоилась. Младший родился желанным, а потому облаченным теплом и заботой. Григорий тоже поначалу заботился о брате, все же, родная кровь, но Егор быстро обнаглел и стал требовать, а не получая желанного, стучал матери, с превеликим удовольствием и в красках расписывая мнимые и подлинные обиды. Как он дотянул в этой семейке до таких лет, непонятно. Пумка вот решилась куда раньше. Многие уходили, а он…
Спохватился, – сидит перед письмом, а его ждут, – поспешил вниз, но упреков не дождался, Ира, она такая. Взяла под руку, молча пошли к автобусу. По дороге расчихался, она спохватилась, достала платок и капли в нос. Вливал морскую соль прямо на остановке, хорошо никого поблизости. Почти семья.
Когда добрался до ее квартиры, вдруг набросился озноб. Ира захлопотала, хотела звонить знакомой врачихе, из последних сил воспрепятствовал. Температура тридцать семь и два, странно, конечно, но не смертельно. Да, антигриппин лучше принять: в свое время, Ира работала фармацевтом, в препаратах разбиралась. Это потом, когда частную аптеку задавила сеть, ушла на нынешнюю работу, а так бы…
И еще обошла Григория со свечкой, чтоб изгнать хворь. Сердце тревожно стукнуло, неужто найдет? После ужина забылся сном на неразобранной кровати, проснулся утром, когда Ира уходила.
– Как ты?
– Ты как? Мне нормально, я на диванчике. Лежи, не вставай и проверь температуру. К обеду постараюсь выбраться, – поцеловала в лоб и ушла.