Сентиментальный душегуб

– Благодарю вас. Аделаида Самсоновна, я недавно пришел, хотел поговорить с вами об одном деле… Коньяк – нет, а от чашечки кофе – не откажусь.

«О деле! – усмехнулась про себя Аделаида. – По делам в офис приходят», – но вслух преувеличенно любезно произнесла:

– Конечно, предложу вам и кофе!

Поднявшись в квартиру, Аделаида оставила гостя в гостиной, а сама удалилась сварить кофе и заодно переодеться. Он пришел к ней в такой поздний час наверняка неспроста, разговоры о деле – только для отвода глаз. Разумеется, Аделаида понимала, что ему от нее что-то нужно, не такое сейчас время, чтобы кто-нибудь делал что-то просто так, да и насчет себя Аделаида не обольщалась, не зря она осуждала сегодня Галину, когда та рыдала о потерянной любви.

Но выпитые несколько рюмок сыграли и с Аделаидой злую шутку – она расслабилась, к тому же хотелось доказать себе, что она еще кое-что может, рано еще ее списывать в тираж. Может, сразу переодеться в полупрозрачный пеньюар? Как бы не спугнуть излишней поспешностью!

Как более приличную полумеру, Аделаида надела достаточно открытую французскую блузку, выгодно подчеркивающую пышные формы, и черную шелковую юбку с разрезами. Осмотрев себя в зеркале, Аделаида вздохнула, посильнее надушилась и вышла к гостю.

– Вот ваш кофе, сварен по моему собственному рецепту! – подавая чашечку, она как бы случайно коснулась его плеча пышным бюстом. – А может, все-таки рюмочку коньяка? У меня армянский, настоящий…

– Ну разве что армянский…

Это хороший знак. Согласился на коньяк – согласится и на все остальное.

Аделаида подсела к гостю на диван, прижавшись к нему горячим бедром, и томно прошептала:

– Так какое же у вас ко мне дело? Или, может быть, мы не будем говорить о делах в такой поздний час? Как говорят французы: «Мужчина и женщина, оставшись наедине, не будут читать «Отче наш»…

– Нет, Аделаида Самсоновна, «Отче наш» читать мы не будем, – мужчина слегка отодвинулся, – а дело у меня вот какое…

Он вынул из кармана небольшой узкий предмет, чем-то щелкнул – предмет оказался длинным складным ножом с длинным выпрыгивающим лезвием. Аделаида ахнула. Вот ведь дура старая! Еще Галку ругала, что та из-за молодых мужиков голову теряет, а сама-то хороша! Притащила неизвестно кого в свой дом, размечталась, что молодой мужчина может иметь к ней любовный интерес! Вот теперь доигралась – он ее убьет и ограбит! Что делать, что делать?

– Зачем, зачем вы это? – жалобно запричитала она. – Я вам все отдам, что хотите! Только не убивайте мен! Все возьмите, все! Деньги, драгоценности. Я все вам покажу, где что лежит! – с этими словами она, неожиданно проворно для женщины ее лет и комплекции, вскочила с дивана и обежала вокруг стола, создавая преграду между собой и убийцей. – Я все вам отдам, только не убивайте! Я сейчас так закричу – все соседи сбегутся!

– Что же вы не кричите? – усмехнулся мужчина. – Потому и не кричите, что знаете – это бесполезно. У вас старый каменный дом, толстые стены, никто ничего не услышит. Да если даже и услышит, то у вас постоянно такие сборища, соседи ко всему привыкли, из-за какого-то крика никто и пальцем не пошевелит.

Аделаида схватила с журнального столика чудесную китайскую вазу – стоимость пять тысяч долларов, но сейчас ей было на это наплевать – и швырнула в негодяя, но он ловко увернулся. Она бросилась в коридор, но он, выскочив из гостиной в другую дверь, отрезал ей путь к выходу из квартиры. У нее оставался последний путь к отступлению – она юркнула в ванную и захлопнула за собой дверь. Судорожно попыталась закрыть ее на задвижку, но пальцы не слушались, а он уже тянул дверь на себя. Аделаида собрала все силы, чтобы удержать дверь, но мужчина был сильнее, она выпустила ручку двери, и убийца вломился за ней… В ужасе чувствуя, что спасения нет, что настал ее последний час, Аделаида впрыгнула в свою гордость – белоснежную французскую ванну…

Убийца зловеще улыбнулся:

– Очень хорошо, вы мне так облегчили задачу!

– Какую задачу? – пискнула Аделаида неожиданно тонким от ужаса голосом.

Тут же она поняла какую: именно здесь, в ванной, он и хотел ее убить, а она сама пришла сюда, как корова послушно пришла на бойню…

Сравнение с коровой, которое ей и самой пришло на ум, показалось ей особенно обидным. Эта обида была последним чувством, которое Аделаида Самсоновна Верченых, крупный авторитет в художественных кругах Петербурга, испытала в своей земной жизни. Узкое стальное лезвие перерезало ее горло от уха до уха. Невыносимая боль пронзила все ее существо. Светлая клокочущая кровь забила из раны, хлынула потоками на лиловую французскую блузку. Ноги Аделаиды подогнулись, и она тяжело грохнулась на дно ванны.