Станция метро «Сольферино», 7-й округ.
С трудом, тяжело дыша, я взбираюсь по ступенькам станции. Наверху меня хлещет по лицу порыв влажного ветра. Я раскрываю зонтик, чтобы загородиться от ветра, и стараюсь, чтобы его не вывернуло. Я на середине восьмого месяца беременности, мне назначен прием у Роз-Мей, акушерки, которая будет помогать мне при родах.
Ноябрь остался в памяти беспросветным дождливым тоннелем. Этот день не исключение. Я ускоряю шаг. Белые фасады домов вдоль улицы Бельшас сияют, омытые ливнем.
У меня распухли ноги, ноет спина, болят все суставы. Мне очень тяжко от набранного из-за беременности веса. Так растолстела, что Полю приходится помогать мне обуваться! Брюки так и норовят разрезать меня пополам, я приговорена к ношению одних платьев. Ночи мои коротки, при каждом вставании с кровати я перекатываюсь на бок и только потом спускаю на пол ноги. Но и это еще не все: уже несколько дней меня тошнит, мучает небывалая усталость.
К счастью, от выхода из метро до улицы Лас Касес всего метров двести. Я добираюсь до клиники за пять минут. Толкаю дверь, называю себя регистраторше и под неодобрительными взглядами других пациентов наливаю себе в автомате кофе.
Я совершенно разбита. Живот так дергает, словно в нем разрываются снаряды, вызывая волнение, как на море. Когда это происходит дома, Поль очень веселится.
Я не знаю, на каком я свете. Беременность – невероятное, волшебное состояние, но у меня не получается целиком ему отдаться. Эмоциональному подъему все время мешает непонятная тревога, дурные предчувствия, болезненные вопросы: не уверена, что из меня получится хорошая мать, боюсь, будет ли мое дитя здоровым, сумею ли я как следует за ним ухаживать…
Теоретически я уже неделю нахожусь в отпуске по беременности. Поль сделал свою часть работы, устроив комнату для новорожденного и приспособив люльку для моей машины. Я много чего запланировала – купить одежду для младенца, коляску, ванночку, всевозможные принадлежности для ухода, – но раз за разом отодвигаю все эти приятные занятия.
Все дело в том, что я никак не отвлекусь от расследования. Это МОЕ расследование – дело четырех задушенных на западе Парижа молодых женщин. Моей группе поручили раскрыть первое убийство, но у нас ничего не вышло. А потом дело приобрело небывалый размах и оказалось нам не по зубам. Меня отстранили, но четыре искаженных гримасой ужаса лица засели у меня в голове. Это наваждение портит мою беременность, мешает устремиться в будущее. Я не перестаю мусолить одни и те же картины, пережевывать одни и те же гипотезы, тонуть в догадках, судорожно хвататься за ускользающую логическую нить всей этой истории.
Нить…
Найти невидимую нить, связывающую Клару Матюрен, Натали Русель, Мод Морель и Виржини Андре. Никто ее еще не нащупал, она существует, не может не существовать. Между всеми четырьмя есть что-то общее, пока что невидимое для всех, кто связан с расследованием.
Даже мне.
Особенно мне.
Я знаю, что мой взор не видит очевидного, и это знание, мягко говоря, портит мне жизнь. Если этого человека не остановить, он продолжит убивать. Раз, два раза, десять… Он осторожен, невидим, неуловим. Не оставляет следов: ни отпечатков, ни ДНК. Никто не может объяснить, почему все четыре жертвы преспокойно отворяли ему дверь, да еще в поздний вечерний час. У нас ничего нет, кроме маловразумительных свидетельских показаний о человеке в черном шлеме, уезжающем на трехколесном скутере. Таких в Париже и окрестностях не одна тысяча.
Снова висну на кофейном автомате. В клинике гуляют сквозняки, меня знобит, и я в попытке согреться обнимаю титан. Глядя в пустоту, я в тысячный раз просматриваю события, сплетая и перебирая их, как четки.
Четыре жертвы, четыре женщины, жившие одиноко. Три незамужние, одна разведенная мать. Общий географический периметр. Одинаковая повадка.