Сепар

– Завтраков больше не будет. Свежее бельё в конце недели выдавать не будем. Несвежее бельё сдадите в субботу. Если не сдадите сами, будем ходить и собирать.

Но и на этот недружественный жест беженцы решили не обращать внимания. Сами позавтракаем. Обойдёмся и без казённого постельного белья, решили все. У каждого что-нибудь постелить найдётся.

Ольга Борисовна вернулась в свою комнату, села на кровать и погрузилась в раздумья. Не хотелось ни читать, ни гулять. Вообще ничего не хотелось. Она легла и укрылась одеялом. Вскоре пришли Ирина с Машей.

– Вы спите? – спросила Ирина.

– Нет, я не сплю, – отвечала Ольга Борисовна. – Я размышляю.

– Что же делать? – спросила Ирина. – Если они решили нас отсюда выжить, они выживут. Все решили ничего не делать и ждать. Это тоже способ борьбы, ведь правда? Но всё-таки мне кажется, что это бессмысленно. Надо что-то делать и как-то устраиваться.

– Вы правы! – сказала Ольга Борисовна. – Надо что-то предпринимать. Они только так говорят, что ничего не надо делать, но потихоньку все будут искать способы устроить свою судьбу. Так что не ждите, а думайте, как вам быть дальше. Вы можете вернуться?

– Куда?

– Домой. Я, наверное, не так спросила. Вы хотите вернуться?

– Хочу. Но я боюсь. Это так страшно, когда бьют «Грады».

Ольга Борисовна знала, как это страшно, когда бьют «Грады». Она знала, что два снаряда легли возле дома, где жила Ирина. Машенька после этого дня стала заикаться.

Ирина одела Машеньку, и они ушли гулять. Ольга Борисовна посидела ещё некоторое время, размышляя о том, что скоро Новый год, а настроение не только не предпраздничное, а совсем минорное. Чтобы как-то развеяться и встряхнуться, Ольга Борисовна оделась и тоже вышла погулять.

Она медленно шла по главной аллее, опираясь на палку. В парке было славно. Лёгкий морозец бодрил. Чистый снег на газонах был истоптан воронами. Они перелетали с дерева на дерево и шумели как цыганский табор.

«Что-то их слишком много сегодня, – подумала Ольга Борисовна. – И почему так зловещ их вид и неблагозвучны голоса?»

Она жила в пансионате чуть больше года, а если быть точной, год и четыре месяца, и никак не могла привыкнуть к тишине, прорезаемой этим хриплым карканьем воронья. Хотя, как это ни странно, без этого карканья тишина могла бы показаться слишком утомительной, слишком подозрительной, слишком напряжённой. Полная тишина всегда чревата внезапным взрывом. За год и четыре месяца Ольга Борисовна не разучилась вслушиваться в тишину, зная, что она зловеща и коварна.

Год и четыре месяца Ольга Борисовна старалась ни о чём не вспоминать. Жила одним днём, приучив себя к определённому распорядку. Она не вспоминала о прошлом и не думала о будущем. Так было проще и легче. Она не смотрела телепередачи, не слушала радио и общалась с людьми только в силу острой необходимости и исключительно на бытовые темы. Она построила вокруг себя крепостную стену, вырыла снаружи ров и наполнила его водой. Мысли о прошлом и будущем были врагами и поджидали снаружи, ища лазейку, мост, готовые заслать за крепостные стены лазутчика. Поскольку Ольга Борисовна была медицинским работником с почти пятидесятилетним стажем, она понимала, что таким способом она спасает свою душу, ибо воспоминания о прошлом могли бы её разрушить, а мысли о неопределённом будущем могли бы её смутить и расстроить.

Ольга Борисовна знала, что многие люди ищут опоры в церкви, но она, как всякий бывший советский человек, имеющий среднее медицинское образование, не была верующей, в церковь никогда не ходила и к религии относилась скептически. Ей приходилось искать опору в самой себе и в книгах, которые она читала всякую свободную минуту, благо в пансионате была большая и хорошо организованная библиотека, до которой ещё не добрались новые власти, ведающие культурой. Так, при помощи самодисциплины и литературы, Ольга Борисовна спасалась от действительности, но сегодня действительность внезапно, резко и грубо напомнила о себе.

И ничто – ни пятьдесят лет безупречной службы, ни звание заслуженного работника здравоохранения, ни почтенный возраст – не обеспечили ей то, что она рассчитывала иметь в старости – уважение, обеспеченность и покой. Война взмахнула своим чёрным крылом, хрипло каркнула, и всё – покой, благополучие, устроенность – исчезло в мгновение ока, как будто их и не было никогда. А ведь Ольга Борисовна заслужила их как никто другой.

Её жизнь была полна тревогами, волнениями, заботами, хлопотами, переживаниями, известными всякой женщине, у кого муж был шахтёром. Она знала, что в шахте может случиться всякое, что муж может не вернуться, или вернуться искалеченным, или заболеть силикозом, и это были постоянное напряжение и постоянный страх. И, чтобы снять напряжение и отогнать страх, Ольга Борисовна загружала себя работой и домашними делами.