Сепар

– Переезжаем мы! На территорию Украины. Ваша задача – заставить весь коллектив кафедры – подчёркиваю, ВЕСЬ! – написать заявления на увольнение и принятие на работу на новом месте. Как вы там будете их уговаривать, дело ваше. Помните, что мы не должны оставлять этим, – он махнул рукой в сторону окна, – ничего и никого!

– А вы знаете, что сказала Соколова? – полюбопытствовала Анна Михайловна.

У Бориса Семёновича сузились глаза.

– Что она сказала?

– Она сказала, – понизила голос Анна Михайловна, как будто Соколова подслушивала за дверью, – что ничего не отдаст: ни книг, ни компьютеров, ни учебных пособий, ни программ, ни учебных планов – вообще ничего!

Знал ли он! Что Соколова! Сам секретарь горсовета Глебов вчера сказал ему, что ни одна скрепка не уйдёт из университета. Сказал, мол, голыми уйдёте! И Соколова туда же! Сговорились! Он собственными руками сделал Соколову деканом. Поддерживал молодое, так сказать, дарование! И вот теперь она будет вместо него здесь! В этом кабинете! На его месте! Предатели! Предатели! Все, кто останется, предатели!

Он надеялся, что никто не останется: ни преподаватели, ни студенты. Пусть «эти» останутся с носом! Останутся ни с чем! Чёрт с ними, с книгами и компьютерами! Он заберёт с собой главную ценность – людей, преданных Украине!

– Скажите тем, кто останется, что они лишатся учёных степеней и званий, – сказал Борис Семёнович с нажимом. – Но я надеюсь, что предателей в нашей среде не будет. А эти пусть подавятся! Мы всё равно вернёмся!

«Этих», то есть пророссийскую власть в Донецке, он ненавидел потому, что они смяли его планы и разрушили сытую устоявшуюся жизнь. Впрочем, всё, что относилось к России, он давно и тайно ненавидел.

Он был уроженцем Западной Украины, города Тернополя, а точнее, села Гнилицы. Этого названия он стеснялся и всем говорил, что родился в самом Тернополе. Правду знали только почтовые служащие, которым не было до этого никакого дела, и начальники отдела кадров, которым до этого было дело, но они умели молчать.

Судьба забросила его в Донбасс, и он давно покушался уехать назад, на запад, но здесь так споро, так славно пошла вверх его карьера, что он волей-неволей пустил корни. Отстроил себе просторный дом о двух этажах, отстроил дом сыну, прикупил три квартиры, обставил дома и квартиры отличной мебелью, завёл четыре автомобиля по числу членов семьи и гаражи, на счету в банке лежал круглый капиталец. И вот теперь всё это приходилось бросать, всё, кроме капитала. Это было обидно до тошноты.

Когда каблучки Анны Михайловны, покинувшей его кабинет, отцокали по коридору, Борис Семёнович встал и принялся ходить кругами по кабинету. Пол из ламината попискивал под его каблуками.

Борис Семёнович был зол. Столько усилий было положено, чтобы устроить жизнь в университете так, как ему было удобно. Он четыре года строил свою маленькую империю. За четыре года он расставил на ключевые места преданных ему людей. Принцип подбора этих людей определялся их преданностью украинской культуре и украинским ценностям.

Он создал разветвлённую сеть доносчиков из этих же людей, чья преданность была куплена за должность. Они информировали его со страстью, которой он сам же и брезговал, но виду не подавал. Благодаря этой сети доносчиков он знал о каждом преподавателе, чем тот дышит. И если преподаватель взволнованно дышал при упоминании России, русского языка и русской культуры, то его брали на заметку. Пока что на заметку. Существовал у него план вытеснения этих людей из университета и замены их украинствующими. Но все эти планы полетели к чертям собачьим.

Он злился, что все его усилия оказались напрасными. Сколько государственных денег он вложил в оборудование кабинетов истории! Какая там стояла мебель! Какие висели жалюзи! Какие интерактивные доски! Какие компьютеры! И всё это придётся оставить здесь! Он даже задохнулся от злобы.

Два дня назад на летучке деканы ему доложили, что несколько преподавателей-мужчин и несколько студентов ушли в ополчение. Борис Семёнович рвал и метал.

– Позор! – кричал он деканам. – Позор, как вы допустили? Проглядели! Недовоспитали!

Деканы переглядывались и пожимали плечами. Как они могли предотвратить и не допустить? Это был выбор взрослых людей. А он орал и орал. Все боялись, что его хватит кондрашка. Но кондрашка его в этот день не посетила. Когда Борис Семёнович прокричался и умолк, деканы выложили свою нехитрую мысль о выборе взрослых людей. Борис Семёнович только махнул рукой и велел принести личные дела всех этих негодяев, как он выразился, чтобы посмотреть их фотографии и запомнить хорошенько. Пусть только вернутся, кипел он, всех выгоню в шею. Но потом ему, наконец, пришло в голову, что они если и вернутся, то в Донецк, а никак не в тот украинский город, куда переезжал университет.

Вчера он встречался с главарём «этих». Главарь сам пригласил его, и пришлось ехать. Нельзя было не поехать. Встретил его, главу университета, как попало. В камуфляже. Руки не подал. Сразу взял быка за рога!