Сепия (СИ)

«Да. Я хочу, чтобы она переросла это. Она сильная девочка. Она справится с этим».

«Как знаешь, друг мой, как знаешь».

В его голосе чувствовалось недоверие, грусть; Чарльз не верил Максу, но у него попросту не было выбора: вмешиваться в их отношения не хотелось, к тому же, когда у них наметился такой сложный период в жизни. Они все справятся, начнут новую жизнь, - так, как заверил их Ксавьер, - и будут жить долго и счастливо, вдали от безумцев; там, где таких, как они могут принять.

Снежинки лениво падали с неба, засыпая обезображенные человеческие трупы; полицейские машины были уже на подходе. Трое, - не преступников, - скрылись в неизвестном направлении. Кто они? Что они? Что здесь произошло?.. Ничего неизвестно. Следствие в итоге зашло в тупик. И никто не мог подумать о том, что такое зверство могли совершить мутанты. Кто угодно – только не они. Зато полицейские установили кое-что той зимой: почему-то в ту ночь, когда из-за утечки газа погибло огромное количество человек, было подозрительно холодно…

А в воздухе, вместе со снежинками, витала разрушенная детская реальность.

Ей четыре, и её мир разрушен.

***

- Да, спасибо, мэм, - он забирал новые паспорта и билеты на самолёт. Вот та самая жизнь, о которой говорил Чарльз: Макс, его жена и дочь бегут из Германии как крысы с тонущего корабля, но здесь больше они оставаться не намерены: старый друг пригласил их пожить у него в Америке, в Сан-Франциско, в городе небоскрёбов, бесконечной рекламы и жирных уличных хот-догов – всё лучше, чем возвращаться к прежней жизни.

- Всего хорошего, сэр, - улыбнулась полная женщина, поправив на носу круглые очки, которые совершенно не шли её простому веснушчатому лицу. – Приятного полёта!

Эйзенхардт уложил документы обратно в кожаную барсетку и зашагал в сторону зала ожидания, где остались жена и дочь. С того самого дня, как их жизнь изменилась, и они сами повесили на себя ярлыки преступников, прошло много месяцев, но они всё-таки успели накопить немного денег, чтобы сбежать из этой безумной страны. Магда сидела на скамейке, а маленькая Анна играла рядом с деревянными куклами, подаренными ей на день рождение; отец купил ей плюшевого медвежонка перед отъездом, - такого, о котором она мечтала: цвета клубничного йогурта, с красным бантом и блестящим малиновым носом, добрыми глазами-бусинками цвета шоколада, - но девочка даже не посмотрела на подарок, и теперь игрушечный зверёк грел своим искусственным мехом руки темноволосой женщины, которая тоже не могла никак оправиться после той роковой ночи.

Люди, спешащие на свои рейсы, будто не замечали их; они толпились у таможни, протискивались к выходу, покупали дешёвый кофе из автоматов, чтобы немного согреться перед отлётом. Кто-то кричал, кто-то делал памятное фото, кто-то, расплакавшись, провожал своего родственника далеко-далеко… Здесь царила своя жизнь, никак не похожая на ту, что была за порогом аэропорта. Но сегодня на удивление было слишком мало народа, но оно, наверно, к лучшему.

- Всё в порядке? – Макс присел рядом с женой, снимая шляпу и приглаживая рукой короткие белые волосы. Посмотреть в сторону дочери он боялся, поэтому переводил взгляд то на Магду, то на снующих туда-сюда людей.

- Да, наверное, - усмехнулась миссис Эйзенхардт. – Просто… Просто хочется вернуться в прежнюю жизнь. Хочется жить по-нормальному, как все.

- Скоро у нас всё это будет, - Макс мягко улыбнулся и взял её руки в свои, - не переживай ты так. Всё образуется.

- Да я вовсе не за это переживаю, - Магда закусила губу, отвела взгляд. Говорить, наверно, пока рано, но так хотелось… Нет, он узнает позже. Сейчас не время.

Макс ничего не ответил и перевёл взгляд с жены на свою дочь, - всё-таки решился, пересилил самого себя, - которая за всё это время перестала с ним хоть как-то контактировать; она избегала его, боялась, обзывала монстром и чудовищем, говорила, что её папа умер в тот самый день, когда случился пожар. Никто не мог её переубедить, но Эйзенхардт не хотел прибегать к помощи старого друга, чтобы он стёр ей память; нет, слишком рискованно, всё забудется со временем, и она его простит. А пока пусть играет со старыми игрушками, живёт в своём маленьком мире… Всё рано или поздно изменится; первый шаг на пути к новому светлому будущему они уже сделали.

Но как же Эйзенхардт безумно по ней скучал…

Голос диктора, льющийся из динамика, громко голосил новое сообщение для спешащих на нужные рейсы пассажиров, повторяя его сначала на английском, а потом на немецком:

- «Рейс №91-87 «Берлин-Сан-Франциско» авиакомпании «Вирджин Атлантик» приглашает на борт пассажиров у выхода номер три»…

- Наш рейс, - сухо констатировал Эйзенхардт, приподнимаясь с неудобного пластикового кресла. Потянувшись, мужчина тут же придвинул к себе небольшое количество чемоданов и взял их за ручки, причем специально так, чтобы правая рука осталась свободной – он так давно не ощущал тепла детской ладошки. Магда повесила на плечо сумку. – Ну, идём?