– Иглать! – часто-часто заморгал Миша, – ма! Иглать! – заверещал снова по-детски мальчик своим звонким голоском, протягивая игрушечный поезд. Малыш бегал вокруг Гали, смеясь и подбирая с пола вагоны поезда. Он ставил их неправильно, на крышу колесами вверх. Галя машинально исправляла, переворачивая поезд. Миша начинал плакать, упрямо возвращая поезд опять на крышу. Рельсы он клал сверху. Он делал так со всеми игрушками. Со всеми предметами, что попадались ему под руку. Ставил их, перевернув вверх ногами.
Глаза ребенка прояснились. Остекленевшая пленка исчезла. Они были вновь зеленого оттенка, чистые и ясные. Без примесей серого или черного, какими становились в периоды приступов. О происходящем с малышом, Галя умалчивала. Она не осмеливалась признаться своим родителям, а тем более свекрам, что у нее особенный ребёнок. Даже мужу лишь намекала, мол «Миша сегодня выдал что-то такое!… Он иногда говорит слишком осознанно». «Вот и радуйся!» – отвечал ей муж Вадим, «гения воспитаем!»
Если и гения, соглашалась в мыслях Галина, то
Возможно, впервые Галина забеспокоилась, когда Мишеньке стукнуло ровно три года. Она гладила его по светлым волосам, точно таким же как у нее самой, пока мальчик спал. Галя часто наблюдала, как сын во сне проявляет эмоции. Он мог смеяться, плакать, с кем-то играть. Его тело отражало все то, что он видел во сне. Лёжа, он бегал, ловил невидимый мяч, внимательно следил за чем-то, вертя головой. Но все это происходило
Осенью Галина впервые отвела сына в детский сад. Весь первый день, что он провел в группе, она провела на лавочке недалеко от садика. Оставив свой номер, обещала воспитателям явиться через пять минут, случись чего… Те подумали, очередная мамаша переживает за свою кровиночку, как бы того не обидели. Обычный домашний избалованный карапуз! И Гале никто не позвонил. Ни в первый день, ни на второй, ни даже через неделю.
– Ваш Мишенька просто чудо и моё спасение! – рапортовала воспитательница детского сада в группе Бурякова, передавая Галине ее сына, – он так положительно влияет на деток!
– Надо же!?.. – радовалась Галина, помогая сыну пропихнуть варежки на резинке через рукава куртки, – а днем как спит? Не вскакивает?.. Ничего не происходит с ним?..– припомнила она эпизоды ночного блуждания по квартире ее малыша.
– Наоборот! В те дни, что вы приводите Мишу все мои сорвиголовы спят
– Ну да! Никто не бегает, не балуется, одеяла друг с друга не стаскивают, на горшки не просятся! Лягут, да и спят через минутку, как ангелочки! Я половину своей дипломной работы написала за этот месяц! Такими темпами погашу задолженности в срок! – Воспитательница протянула Мише шапку на тугих завязках под подбородком. Тот ненавидел этот мучительный момент, надевать шерстяную колючую шапку, да еще и стягивать голову и кожу врезающимися тесемками! Он смотрел, как красная шерстяная огромная вязаная шапка приближается к его голове все ближе и ближе. Уставившись спокойным взглядом на мать, а потом и на воспитательницу, Миша произнес одно слово, – неть.
Мать убрала шапку в сумку, – на улице не холодно, пусть голова подышит!
– Верно-верно! – вторила воспитательница, провожая своего любимца, – до завтра, Мишутка!
– Неть, – обернувшись к ней прошептал мальчик. Он знал завтра они не встретятся. Прогулки в ноль градусов обернуться отитом обоих ушей, и Миша проваляется дома с мультиками пару недель. Воспитательница так и не сможет вовремя сдать свою дипломную работу, прибавив к списку своего заочного образования новую задолженность.
В отличии от дневного сна, ночной сон Миши стал для Гали особым испытанием. Она часто просыпалась посреди ночи, слыша шорохи из кухни, поскрипывания старого кожаного дивана от чьих-то прыжков, звяканье столовых приборов, плеск воды за шторкой душа. Продолжая лежать в кровати, она не решалась вставать, зная, что все это ей только кажется! Просто сквозняки или соседи. Стены-то в новостройке панельные. Чихнешь, а тебе сосед «будьте здоровы» уж кричит…
Но сегодня все шло иначе. Галя узнала звук, что раздавался из зала. Она его ненавидела. Будь ее воля, уничтожила бы те ящики и все, что внутри них… Ей хватало ночных слез матери, под которые она засыпала все свое детство. Став взрослой, Галя перестала спать от ночного смеха и игр сына.