Серая невеста Лиллехейма

Ингри смотрела на себя спящую со стороны. Ее лицо напоминало вырезанную временем глиняную маску. Казалось, сними – и под ней окажется веселая девочка, по ошибке позабытая в дряхлеющем теле. Но сон желал играть по своим правилам, и она повернула голову. Зал муниципалитета переполняли волки. Твари без глаз таскали по полу женщину. Их слюни густо смешивались с кровью, когда пасти смыкались и размыкались на рваной плоти.

Закрыв ладонями глаза, Ингри закричала. Она продолжала видеть через руки. Секундой позже узнала в мертвой женщине себя. Труп улыбался, превращая сердечко из морщин в кривой оскал.

– Ты должна.

Ингри обернулась на бесплотный голос. За ее спиной покачивался Кристофер в окровавленной полицейской форме. Его рука показывала куда-то в сторону.

– Ты должна.

Ужас черным гелем заполнил конечности Ингри, и она проснулась с ощущением потери и предчувствием чего-то поистине страшного. Поблизости кто-то шептался.

– Я тебя сейчас поцелую. Если улыбнешься, я тебе врежу.

– Но я уже улыбаюсь, Дэгни!

– Значит, врежу, если прекратишь.

Что-то чавкнуло, и Ингри села, свесив ноги на пол. Увидела, как через три ряда, на сдвоенных скамьях, обжимались Дэгни и Дима. Мальчик изо всех сил прятал эрекцию, явно стыдясь ее, а вот девочка, судя по всему, пыталась до нее добраться. Ингри намеренно громко покашляла, показывая, что проснулась, и подростки, отодвинувшись друг от друга, захихикали.

Тревога по-прежнему сжимала грудь, и Ингри поднялась, пытаясь найти причину страха. Люди, разместившись по всему залу, старались уснуть, но это было не так-то просто, учитывая, что зал насквозь простреливали включенные фары машин. Никто не рискнул выйти, чтобы погасить их. У открытого окна тихо беседовали Курт и Яльмар.

Ингри нашла взглядом Берит и увидела, что та тоже не спит. Сержант, растянувшись в соседнем ряду, прижимала к груди автомат. Под глазами девушки набрякли черные мешки.

– Что случилось, Ингри? На тебе лица нет.

– Что-то… что-то…

– Что, Ингри? О чём ты?

Однако хозяйка «Аркадии» уже бежала к окнам, охая и прихрамывая. Суставы после сна были не готовы к нагрузке. Зловещее томление в груди не обмануло ее. В тенях Мариес плыла пара красных огней, словно кто-то нес два зажженных факела. Древняя и чудовищная сила не таилась. Только не ночью. Рядом с огнями шагала тощая фигура, несшая на плече кайло.

– Она здесь, господи, – прошептала Ингри. Губы задрожали. – Господи, Зверь здесь!

Она обернулась, чтобы предупредить остальных, и одновременно с этим зазвучали первые крики – ужаса и боли. Мир пошатнулся, и Ингри прислонилась к стене, пытаясь взять себя в руки. Они чертовски прогадали, решив, что в муниципалитете им ничто не грозит. И платой за эту ошибку станут смерти.

Взрослые обращались в волков.

Их плоть медленно стягивалась, перекручивалась и лопалась, выпуская наружу чуть влажную шерсть. Рвалась одежда. Обращались все, но только не старушка Ингри. Среди грохота опрокидываемых скамей и всеобщей суматохи, в которой вопящие дети искали спасение, возникла и исчезла окровавленная фигура, будто сотканная из серых пылинок. Фигура показала рукой на ее вещи.

– Ты должна, – прошелестел у самого уха знакомый голос.

Ингри, вскинув подбородок, словно это могло удержать слёзы, пошаркала обратно. Яльмар уже корчился на четвереньках. Его лицо вытягивалось в уродливую морду с щелкающими зубами. А еще он пытался расчесать безобразной пятерней рану на боку. Курт, с косячком в зубах, посмеивался. Медика забавляла галлюцинация, а собственные черневшие, закручивавшиеся пальцы вообще вызвали гомерический хохот.

– О господи! О господи! – Ингри остановилась у своей лежанки. Под скамьей рычал Лукас. Глаза пса буквально лезли из орбит от ужаса. – Что я должна, Кристофер? Что я должна?!

Взгляд упал на пистолет.

Ингри застыла. Никакого иного выхода из кошмарной ситуации не существовало.

Она не могла с детьми выбежать на улицу – в пасть чудовищной твари. Не могли они укрыться и внутри: в муниципалитете попросту не было безопасного места. Совсем рядом, сквозь лающий кашель, рыдала Берит. Ее лицо с щелчками раздвигалось. Только глаза всё еще удерживали искорку человечности.

К Ингри подбежал Арне и, размахивая металлическим прутом, заорал ей прямо в лицо:

– Ингри! Что нам делать?! Ингри! Ну же! И почему ты не обращаешься?!

Дэгни тащила визжавшую Фриду. С вытаращенными глазами промчался Франк, прижимая голову к плечам, будто шел обстрел. За ним несся Андеш. Старший из братьев Нурдли ревел на ходу и размазывал сопли, прося, чтобы его не кружил ветер волков.

Только русский мальчик напоминал соляной столб. Пока прочие дети отступали в административную часть здания, он как зачарованный таращился на доисторическую волчицу за окнами. Громадная тень пересекала лужайку в свете фар и застыла роковым, недвижимым символом беды.

Ингри ужаснулась, сообразив, что паренька и волчицу что-то связывает. Что-то, что невозможно описать словами, как невозможно описать пространство разума, в котором зарождается безумие.