Серая невеста Лиллехейма

«Ребятки» тем временем и понятия не имели, что их ждет. Они по-прежнему со злобой щурились и пищали. Лео выскочил из подвала, нашел на столе начатую пачку печенья «Merba», купленного вчера в «Аркадии», и достал два кругляша, пахших клюквой и белым шоколадом. Затем печенье перекочевало в эмалированную миску и попало под струю картофельного самогона.

Глядя, как некогда хрустящий десерт размокает под действием аквавита, Лео ощутил себя злым гением. Пришел черед кормежки. Он спустился обратно в подвал, сияя широкой улыбкой, и побросал в клетки получившуюся кашицу.

Крысы с остервенением набросились на угощение.

– Вот так, мои пучеглазики, – прошептал Лео.

Оставив грызунов наедине с едой, мужчина оглядел подвал. На глаза попался старый голубенький контейнер для овощей. Металлическая сетка могла запросто выдержать атаку крысиных зубов. Под крышку Лео приспособил лист гофрированного железа, оставшийся, как и контейнер для овощей, от прошлых хозяев.

От пахучего удара аквавита крыс быстро развезло, и они уснули. Лео, весь трясясь от возбуждения, освободил грызунов и переложил их в импровизированную тюрьму. Сверху на лист железа накидал всякого хлама потяжелее.

– Победитель получит свирепую кличку и титул крысобоя.

Держать обмякших грызунов в руках было приятно, и Лео ощутил нездоровый соблазн погладить их. Он обошел живоловки и снова взвел их. Ароматизатор, впитавшись в специальные дощечки, по-прежнему разносил по подвалу запах бекона. Перед тем как уйти, Лео бросил недоверчивый взгляд на бетонный пол.

«Срез» этого дома был чист.

23. Тюлень

Дима ехал позади остальных, и его глаза то и дело задерживались на рыже-огненных косичках Дэгни. Странный сон, в котором явилась пугающая женщина, назвавшаяся Сифграй, при свете дня казался детской страшилкой, поведанной у залитого костра. Неужели рассказ Шакальника произвел на него столь сильное впечатление? Хотя бывали сны и почуднее – вроде секса с причмокивающей вороной. Дима ощутил, как щёки вспыхнули от стыда, и решил сосредоточиться на педалях… и косичках Дэгни.

Вся их компашка, Арне, Дэгни, Андеш, Франк и даже Тор, направлялась к причалам Лиллехейма. Велосипедные спицы отражали солнце, ветер пах солью, на лицах парили улыбки. Элкхунд бежал так, словно ехал в машине с высунутой в окно головой.

Все предвкушали встречу с примечательным дохлым экспонатом бухты Мельген.

– Франк! – позвал Дима, глотая ветер.

– Что?

– Кто тебе сказал про тюленя?

– А у него всякий раз прыщ на носу вскакивает, когда к берегу какую-то мерзость прибивает! – крикнул Арне и захохотал.

– Ему Андеш, скорее всего, сказал! – добавила Дэгни.

– Андеш? – Дима перевел взгляд на старшего из братьев Нурдли, катившего в этот момент с открытым ртом.

– Да! Франк сам расскажет! Если захочет, конечно!

Однако Франк подозрительно сник, и Дима решил, что пояснений так и не дождется.

Они выехали на портовую Оллевейн с огрызком набережной и слезли с велосипедов. Бухта Мельген в это утро олицетворяла собой душевное волнение. От зеленоватого горизонта к Лиллехейму катили двухметровые зеркальные гребни. Они расшибались о волноломы и качали траулеры, которые так и не вышли на охоту. На причалах толпились озадаченные рыбаки.

– Села чайка жопой в воду – жди моряк другой погоды, – пробормотал Арне с недоумением. – Барометр же спящую кошку показывал!

Какой-то катер с глупой наклейкой «Ссыкун Посейдон» швырнуло о причал. Швартов лопнул, а в красном суденышке, мгновенно растерявшем весь характер, образовалась течь. Туда с криками бросились рыбаки, пытаясь спасти «Ссыкуна Посейдона». Над галдящими людьми взвились чайки, рассчитывавшие на непонятно какое угощение.

– Тело сейчас появится, – неожиданно заявил Андеш.

От этих слов Диму пробрал озноб. Ему представилось, как море выплевывает мертвеца – раздутого, бледного и обязательно в рванье и ракушках, набившихся в уши и волосы.

Они поехали за Андешем и остановились у безлюдного, просевшего пирса, который так и не починили после июльского шторма в прошлом году. Волны сюда всё еще доходили, но уже уставшие, почти беззубые. Андеш отбросил велосипед, будто никогда в нём и не нуждался, и повел всех по скользкой лестнице под пирс.

Под шестой сваей моталось блестевшее тельце. Детеныша тюленя не только вышвырнуло из родной среды, но и насадило на металлический заусенец, образовавшийся после того, как пирс погнуло, а несколько его свай покорежило.

Все замерли в молчании. Только Тор безостановочно лаял, словно это могло отпугнуть мертвое животное.

– Вот, – с радостью сказал Андеш.

– Сам ты «вот»! – огрызнулась Дэгни. – Я бы в жизни не пошла на такое смотреть! Я думала, здесь будет папа-тюлень или мама-тюлениха!

– А здесь деточка-тюлененок! – поддразнил ее Арне.

– Заткнись.

– Деточка-деточка-деточка!

Арне знал, что сейчас схлопочет, но не мог остановиться. Он бы никому в этом не признался, но вид мертвого детеныша произвел на него сильное впечатление. Такое сильное, что заглушить его можно было только одним способом – оскорбляя и подначивая других.