Последний час Ингри Орхус усиленно думала, как быть с лавкой. Люди нуждались в «Аркадии», но что важнее – так они узнавали о пропавшей Саре Мартинсен. Наконец она решилась и попросила Брит И́саксен, державшую рядом пошивочное ателье «Игла и ножницы», приглядеть за магазинчиком. Да, карга Брит непременно отчалит домой с карманами, доверху набитыми яблоками и крупой, и чёрт с ней.
Ингри вышла на Гренсен и поспешила к себе. Ее дом находился на соседней улице, на Вратах Допса, поэтому канареечного цвета «Fiat Panda» бо́льшую часть времени без дела простаивал в гараже. Колени от быстрого шага трещали так, словно она шла по глубокому снегу. Наконец показался родной красный коттедж, и навстречу выскочил Лукас. Его жизнь тоже неуклонно двигалась к свету в конце туннеля, но это не мешало псу каждый раз радостно лаять при виде хозяйки.
– Что, малыш, соскучился? – Ингри, не сбавляя шага, выставила руку, давая Лукасу возможность подпрыгнуть и лизнуть ее. – Вот и я заскучала. Давай-ка мы с тобой прокатимся.
Лукас, выражая солидарность, чихнул.
«Фиат» завелся лишь со второго раза, но после этого никаких признаков недовольства не показывал. Кристофер изредка проверял машину, укоряя мать за то, что она редко ей пользуется. Воспоминание о сыне полоснуло Ингри острым лезвием. Ей на ум пришла ужасная мысль о том, что поговорить с ним она теперь сможет лишь во снах. И скорее всего – в кошмарах.
Ингри открыла дверь со стороны пассажира, и Лукас, извиваясь от возбуждения, запрыгнул на сиденье.
– Вот и славно, Лукас. Вот мы и покатаемся. А там, глядишь, доедем до самого заката и закажем золотого зайца с подливой.
Это воодушевило пса, и он закрутил головой, выискивая обещанную дичь.
– Не всё сразу, Лукас. Наберись терпения. Сперва – путь к страху.
Ингри вывела машину на дорогу, закрыла гараж и поехала на север, к шоссе, соединявшему Лиллехейм и Мушёэн. Она и сама не понимала, почему сказала про путь к страху. Точнее, понимала, но не хотела признавать. Потому что в таком случае пришлось бы допустить кое-что похуже.
Около полудня, когда Ингри пробивала полкило козьего сыра какой-то молодой парочке с восточных улиц Лиллехейма, раздался далекий, чудовищный грохот. Парочка побледнела и поспешила встать в дверной проем, опасаясь, видимо, землетрясения. Ингри бы рассмеялась над их проворностью, если бы в этот момент не ощутила, как джинсы, в которых она привыкла торговать, обожгло горячим.
Грохот, казалось, разорвал самую важную нить ее жизни – связь с сыном.
Парочка, забрав сыр, удалилась, а она так и осталась за прилавком, пялясь в пустоту.
Этой ночью она опять видела во сне волков. Мощные, голодные твари кружили у ее дома. Лукас был мертв, как и весь Лиллехейм. Один из волков держал в пасти порванную полицейскую бейсболку – бейсболку Кристофера. А еще стояла невообразимая тишина. Будто все звуки замерли, давая простор грому, что должен был встряхнуть Лиллехейм при свете дня. Ингри проснулась и проплакала до рассвета.
К счастью, в подсобке нашлась одежда. Ингри частенько приходилось разгружать товар вместе с водителями, и сменка никогда не бывала лишней. Она стянула еще теплые джинсы и надела практичные камуфляжные слаксы. Дурные предчувствия между тем всё крепли. Когда машина с продуктовой базы «Сальхус» по какой-то причине так и не появилась, предчувствия плотностью и видом стали напоминать черный фурункул, вскочивший на сердечной мышце.
– Наверное, дело в Ногте Гарма, как думаешь, Лукас? – спросила Ингри, когда они выехали на шоссе-серпантин.
Но Лукас, если и думал что-то о муссоне, раздражавшем хозяйку, виду не подал. Норвежскую гончую увлек бегущий за окном скалистый пейзаж.
Где-то через двадцать минут «фиат» едва не налетел на валун, погрузившийся в дорожное покрытие на добрый десяток сантиметров. Ингри бросила взгляд на неспокойное море и объехала возникшее на шоссе препятствие. Из состояния небрежного оцепенения ее вывел лай Лукаса, стоявшего в этот момент передними лапами на панели.
«Фиат» ушел вбок и замер, встряхнув пассажиров. Ингри вытащила себя из машины и выпустила Лукаса. Хребты Подковы Хьёрикен блестели в желтых лучах солнца, что с неохотой ползло в медленное, но кипящее море. Витал какой-то необъяснимый технический аромат, напоминавший о работавшей сварке.
– Будь рядом, – бросила Ингри псу. – Здесь могут быть машины.
Только она уже знала, чувствовала, что никаких машин здесь не появится ни сегодня, ни завтра, ни в ближайший месяц. Ингри шла по шоссе, огибая камни, которые становились всё крупнее.
Наконец ей открылись обезображенные Утесы Квасира.
Обломки, каменный шов, набиравший по мере отдаления высоту, – всё это мало волновало Ингри. Она не сводила глаз с полицейского «вольво». Из-под камней торчал смятый сине-белый багажник с надписью «ПОЛИЦИЯ ЛИЛЛЕХЕЙМА». Остальное навсегда зажевало каменными жерновами.
В отчаянной попытке Ингри бросилась к завалу, пытаясь разобрать его голыми руками. Ее крик доносился будто издалека, потому что в ушах всё гремел и гремел рокот, услышанный несколько часов назад.