Серая невеста Лиллехейма

Она вылезла из машины и протолкалась вперед, не обращая внимания на недовольные восклицания. На асфальте лежал серый элкхунд по кличке Тор, принадлежавший Арне. И раны, от которых скончался пёс, никак не тянули на «домашнее насилие». Как минимум смерти поспособствовало отсутствие части черепа. Остальное рассматривать не хотелось. Берит замутило.

– А теперь я попрошу всех разойтись по домам! – крикнула Берит, жалея, что не догадалась захватить переносной громкоговоритель.

– Ты даже не представляешь, что здесь творилось! – огрызнулся кто-то. – Волк и собака прыгали посреди улицы, пока один не прикончил другого!

– Эджил Петтерсон! Кто-нибудь видел Эджила Петтерсона? – Никто не ответил, и сержант демонстративно положила руку на кобуру с пистолетом. – Тогда мне и не нужно ничего представлять. Всем – разойтись по домам. Это приказ.

Этот жест отбил у жителей Трольфарет всё желание спорить. Каждый знал, что полицейским строго-настрого запрещено носить огнестрельное оружие. И если офицер доставал его, то это означало только одно.

– Всё так плохо? – спросил тот же голос.

– Да. И заприте двери и окна.

Кое до кого дошло быстрее, до других – медленнее. Но все без исключения вприпрыжку разбежались по домам, двери которых они так непредусмотрительно оставили открытыми.

Оставшись в одиночестве, Берит еще раз посмотрела на чудовищные раны Тора. В пасти элкхунда торчал окровавленный клок чужой шерсти. Перед мысленным взором сержанта возникла Ингри Орхус, утверждавшая, что в окрестностях Лиллехейма завелась некая тварь.

Завтра лицо городка исказится еще сильнее.

Хозяйка «Аркадии» оказалась права: не прошло и двух часов после полуночи, а Лиллехейм уже заработал новые морщины.

Поднялся холодный и пронизывающий ветер, шедший со стороны темной полосы ревущего вдалеке моря. Берит прошла к распахнутой двери коттеджа Петтерсонов и заглянула внутрь. Следы борьбы, кровь и куча шерсти – серой и светло-белой. Муссон Ноготь Гарма набирал силу, и Берит, прикрыв дверь, в спешке обклеила вход желто-черной лентой. После этого переложила бедного пса в багажник «хавейла».

Ни о чём конкретно не думая, Берит доехала до городского сквера и отнесла Тора к Козьей Норе. Затем вернулась в полицейский участок. Арне и Сигни уже спали. Они сдвинули несколько стульев и расположились на них. Мальчик тихо плакал во сне.

Берит, стараясь не шуметь, приготовила себе кофе. Ночь будет долгой, и начнется она с отмывания собачьей крови с багажного коврика «хавейла».

39. Просто игрушка

Тело прекрасно реагировало на сигналы измененного разума. Некогда толстые человеческие руки и ноги передали свою массу в туловище, что и без того было достаточно крупным и мощным. Лапы представляли собой мутировавшие кости с жилами, обтянутые кожей со светло-белой шерстью. Где-то под левой лопаткой жег металл, оставленный женщиной с расцарапанными руками. Саднили покусы. Внутри черепа болтался тающий желток человеческого разума.

Человек хотел остановить легкий бег по улицам.

Но человек ничего не мог поделать со своей природой.

Продолжая нестись по спящим улицам Лиллехейма, волк щурился свету луны и поскуливал. Изредка встречались группки людей с фонарями, искавшие пропавшую девочку. В основном это была молодежь, распивавшая пиво. Как правило, почти все спали на ходу. Еще днем была осмотрена бо́льшая часть Лиллехейма и его окрестностей. Поискам катастрофически недоставало ищеек и обзора с воздуха.

Оборотня вёл удивительный запах женщины – той, что вырвала его из скорлупы чужой плоти. Она была где-то рядом, будто рождалась и умирала в тенях переулков и крыш. Ее аромат являлся и клеткой, и уздой.

Он вырвался из огней Лиллехейма и помчался по темному каменистому склону. Одинокая и хищная тень. Соленые запахи моря и кислость человеческого пота остались позади. Разило скальной пылью, углем и… подчинением.

А еще он буквально слышал ее имя, скользившее в холодных потоках муссона.

Сифграй.

Близ шахты волк увидел ее – огромную тень с полыхавшими глазами. В сверкавшем пламени отражались нечеловеческая тоска и безразличие. В шести метрах от Сифграй развалился какой-то вонючий ублюдок. Он что-то напевал и изредка тихо выл, будто всеми силами пытался походить на равного.

Глядя на женщину в облике зверя, готовую рожать и вскармливать воющих пожирателей внутренностей, волк ощутил возбуждение. Но Сифграй, которой даже он проигрывал по габаритам, не смотрела на него. Ее равнодушный, тлеющий взгляд что-то высматривал, и это находилось далеко отсюда, словно в другом времени.

Волк с рычанием повернулся к жалкой вонючке, боясь поверить, что именно этот человек был выбран женщиной-зверем.

– Крошка, он меня сейчас слопает! – завопил ублюдок и захихикал.

Сифграй чуть пошевелилась, но оборотень и без этого понял, что человека трогать нельзя. Волчица взобралась на плоский камень и улеглась. Ее чуть опущенная голова и взгляд в никуда стали зловещим приказом.