Волк захрипел, и мальчик бросился вниз по лестнице. Сверху пролетела рычащая тень, приземлившись у парадной двери. Не имея больше никаких идей и времени, Дима кинулся в подвал. Едва успел шлепнуть рукой по выключателю. Крысы, мариновавшиеся в голубеньком контейнере для овощей не первый день, запищали истошными голосами.
Дима сорвал лист гофрированного железа, служившего крышей в крысиной тюрьме, и перевернул контейнер. Он рассчитывал, что это отвлечет зверя, но получилось даже лучше. Грызуны с яростным писком налетели на появившегося оборотня. Облепили его. Их ненависть к бывшему человеку была сопоставима с людской.
Волк лихорадочно запрыгал, полосуя когтями бетонный пол. На морде повисли сразу две крысы, и одну из них он перекусил. Несмотря на внезапную атаку грызунов, хищник следил за ребенком – таким сладким, таким родным, таким…
Дима вжался в угол. В голове крутилась несуразная мысль о том, что утром ульфхеднар исчезнет, вернув Лео похищенную власть над телом. Нужно всего лишь дотянуть до рассвета. В подвале. Один на один с волком.
– Пап, очнись! Пап! – крикнул Дима. Лицо обжигали слёзы.
Волк побежал прямо на него, и его раскрытая пасть сказала, что сейчас она будет полна свежих кишок. Лапы зверя скользнули по сколотым чешуйкам бетона, и он остановился, к чему-то принюхиваясь. В следующую секунду когти принялись разрывать бетон.
Последняя крыса уже сбежала, и Дима подумал, что это хороший пример. Боясь приблизиться к лестнице, в метре от которой волк рыл яму, подросток рванул к подвальному окну. Если он через него пролезет, то волк останется заперт в доме. Туша оборотня была слишком велика для такого узкого отверстия.
Дима распахнул окошко и услышал, как где-то на улице грохотали громкоговорители, разнося сбивчивый голос Арне. Он напоследок обернулся.
Волк как загипнотизированный таращился на свою находку.
Из выцарапанной ямки в бетоне проглядывала скукоженная человеческая рука.
Казалось, тело Магне Хеллана искало рукопожатия.
71. Тем временем в полицейском участке
Сульвай, уставшая и выжатая как лимон, сверилась с записями и передала Берит последний адрес:
– Кристиановая, дом пять. Недалеко от тебя.
– Что там? – Напряженный голос Берит доносился из динамика рации с помехами, и самой зловещей из них был отчетливый звук выстрела.
– Без понятия. Какой-то мужик озвучил только проклятия и адрес.
– Принято.
Сульвай замялась, понимая, что лишней болтовней отвлекает Берит, но не спросить не могла.
– Как там? – наконец выдавила она.
– Люди умирают, Сульвай. В основном дети. Я… Прости, не могу сейчас говорить. Отбой.
Сигнал оборвался так резко, что Сульвай на какой-то сюрреалистичный миг показалось, что сержанта сбил завывающий грузовик. Она подставила лицо ветерку и ощутила, как ужас стягивает волосы и сует холодные пальцы в рот.
Двери полицейского участка всё еще были распахнуты.
Она так погрязла в приеме звонков, что совсем позабыла о собственной безопасности. Идиотка! Только благодаря тому подростку, Арне Петтерсону, тревожные звонки стихли. Люди прекратили вызывать единственного полицейского на весь городок и начали прятаться, изолируя себя от близких. А еще все знали: убежище – в муниципалитете.
Сульвай подхватила автомат и поняла, что так и не засунула в оружейный магазин ни одного патрона. У нее в руках находилась игрушка, до жути похожая на настоящее оружие. Она вскочила. Полицейский участок вдруг стал совершенно чужим, словно в нём скрывалось нечто, сипло дышавшее в тенях.
– Давай же, Сульвай, не будь ссыкухой! – прошептала она, отмеряя шаг за шагом по направлению к дверям.
От лестницы, ведущей на подвальный этаж, где находились камеры предварительного заключения, донесся тоскливый крик, напоминавший что-то среднее между воем и стоном. Сульвай от неожиданности нажала на спусковой крючок. Сухо щелкнуло, и она перевела дух: будь автомат заряжен, она могла прострелить себе ногу.
– Чёрт возьми, Эджил. Я к тебе не потащусь, даже и не рассчитывай на это, – пробормотала Сульвай.
Напряжение всё росло, и она, едва не взвыв от страха, бросилась к дверям. Нервным и неуклюжим движением запахнула их. Щелкнул замо́к. Краем глаза успела заметить, что на Иверсен по-прежнему царило спокойствие, хоть и с легким душком паранойи. Разносившийся голос подростка создавал ощущение комичного военного положения. В домах горел свет, но никто не носился по улице с воплями и не мчался в сторону муниципалитета или полицейского участка.
– Пусть так всё и останется, – сказала Сульвай.
Раздался тихий хлопок, и она завизжала. Лишь спустя четыре секунды, отдирая розовую липкую массу с губ, Сульвай сообразила, что лопнул пузырь жевательной резинки, которую она не прекращала трамбовать ртом.
72. Ингри и дети
Ингри чувствовала, как ее лицо застыло морщинистой, деревянной маской. После того как она подобрала восьмилетнюю крошку Сандру Хоконсен и сестер Андерсен, ее канареечный «фиат» стал убежищем на колесах еще для четверых детей.