Серая невеста Лиллехейма

Каким бы волк ни был сильным, он не мог пробить головой выход из людского жилища. Лишь единицам везло, и их жертвы, ища спасение у соседей, оставляли двери распахнутыми. Правда, на улице Врата Допса один особенно злой ублюдок умудрился вылезти на крышу по кирпичной кладке каминной трубы. Но и этот перепачканный кровью и золой герой не удостоился взгляда Сифграй.

– Детка, детка, детка! – шепотом пел Микаэль, поглядывая на мощные, серебрящиеся бёдра серой невесты Лиллехейма. Его рука потянулась, чтобы погладить ее, и он с хихиканьем отдернул конечность. – Еще слишком рано для ласок, детка. Но мы обязательно продолжим в укромном местечке.

До рассвета оставалось меньше часа, и Сифграй, не дойдя до Нюрбег, одной из центральных улиц, направилась на юг – к «Гунфьель».

– Луна покажет твое тело, детка, но я утешу тебя лишь в полной темноте! – пропел Микаэль и разразился ухающим смехом.

Люди видели Микаэля, они знали, что он делал и кому служил. Жителей слишком много, а волки не всесильны. И теперь пожилой шахтер полностью зависел от Сифграй и ее благоволения. Его жизнь – в ее зубах. Подумав об этом, он хихикнул.

Микаэля вдруг разобрало любопытство: а умеет ли его прекрасная волчья невеста злиться?

Ни эмоций, ни проблеска интереса в этих кровавых глазах, блуждавших в пустоте. Лиллехеймовцы быстро сориентировались. Виной тому был отпрыск Петтерсона, предупредивший людей о простой мере защиты и об убежище в муниципалитете. Но Сифграй мало волновали громкоговорители и что они там бормотали. Древняя волчица всё равно что плыла по морю спокойствия.

Газоны, подъездные дорожки и проезжую часть Лиллехейма покрывала кровь. Где-то она напоминала робкие мазки, где-то – кулинарный росчерк, а где-то – пролитое содержимое ведра со скотобойни. Оборотни с удовольствием насыщались остывающей плотью, но детей, этих закусанных до смерти ангелочков, оттаскивали за пределы Лиллехейма. Они готовили пир для серой царицы.

Микаэль догадывался, что их выследят. Не нужно быть детективом с лупой вместо глаз, чтобы по кровавым следам выйти к шахте. Скорее всего, люди предпримут попытку прикончить их днем, когда в темноте «Гунфьель» будут только он и она.

– Ты же не дашь причинить себе боль, крошка? – спросил Микаэль и подавил очередной глупый позыв погладить волчицу. – Ты же знаешь, малышка, люди звереют, если грызть их деток.

Он присвистнул, только сейчас обнаружив, что они покинули Лиллехейм. Над восточными хребтами Подковы Хьёрикен розовела полоска неба. Носились обезумевшие от запаха крови чайки. От далекой шахты расходились волки, едва сдерживая злость на человека с кайлом, шагавшего рядом с их божеством.

– С ней могу быть только я! – проорал им Микаэль, не замечая истерики в голосе. – А вы пошли вон! Во-он! Пора возвращать людям тела! Так что пошли в задницу! Это крошка только моя, ясно вам, клыкастые ублюдки?!

Он вытер слюну и с любовью посмотрел на Сифграй. Та миновала разрушенный бетонированный проход и скрылась в темноте шахты. По телу Микаэля прошла сладкая дрожь. Он бросил снисходительный взгляд на герб Лиллехейма и тоже вошел. Темнота пахла камнями и свежей кровью.

Микаэль рассчитывал, что в аварийном щитке, расположенном по левую руку от входа, могли остаться фонари, позабытые какими-нибудь растяпами, но решил обойтись без света. Он пошел на неприятный звук, раздававшийся со стороны административной кабинки, где старина Харальт когда-то отмечал рабочие часы.

Судя по мощному чавканью и сопению, Сифграй насыщалась теми, кто еще недавно пищали «мама» и с восторгом запускали воздушных змеев в небо.

Микаэлю пришла в голову замечательная мысль, и он потянул руки, рассчитывая приласкать свою невесту. Тьма мощно и неестественно громко зарычала, и пожилой шахтер с хихиканьем присел у каменной стены.

Он всё равно был счастлив.

74. Остаток ночи

Берит вылезла из «хавейла» и осторожно прикрыла дверь, чтобы не разбудить дремавших в машине детей. Мальчик в красной футболке с Микки Маусом спал, уткнувшись лицом в шею двенадцатилетней Сти́не Ба́кке, сопевшей во сне. Маленький улов одной безумной ночи. Сержант перемахнула пять ступеней полицейского участка и прижалась слева от запертых дверей. Постучала.

– Сульвай, это Берит. – Она оглядела светлеющую Иверсен. Вид чьего-то тела, лежавшего в конце улицы, навевал смертную тоску.

Щелкнул замо́к, и выскочила Сульвай. Ее страдальческое лицо с потеками туши напоминало маску мима. Автомат болтался на плече, оставив у шеи красную потертость. Женщина обняла сержанта.

Объятие получилось крепким и искренним, и Берит смутилась.

– Ты без жвачки.

– Я из-за нее чуть не поседела. – Сульвай заметила детей в машине, и ее лицо еще сильнее побледнело. – Всего двое?

– Это… сироты. Думаю, выжило гораздо больше. Собери всё, что тебе необходимо, и поедем в муниципалитет. В каком состоянии Эджил?

– Он человек, если ты об этом. – Сульвай кинулась к столу, запихивая в сумочку недоеденный шоколад и косметичку. – Хитрый сукин сын – хотел нас прикончить. Ты бы видела, что он учудил. Кстати, ты его выпустишь?