Два мальчика лет шести-семи, один из которых без конца шмыгал разбитым носом, сидели на переднем сиденье. Они знали друг друга в лицо еще по школе и теперь сроднились как братья. Лукас, великодушно уступивший им свое место, растянулся на панели за задним сиденьем. Головы мальчуганов беспрестанно поворачивались, рассматривая Лиллехейм, ставший в одночасье территорией, где властвовали хищники. Еще две девочки присоединились к Сандре, Дэгни и Фриде и ехали с ними сзади.
Дети молчали. Им было страшно, и это пугало Ингри больше всего. Если в доме – или в городе, если уж на то пошло, – смолкают детские голоса, то дела совсем плохи. Впрочем, это было ясно и так. По улицам носились твари, пришедшие прямиком из ее кошмаров.
Но страшнее всего было видеть маленькие тела, для которых уже никогда не подберут этих невыносимо крошечных гробов – самой страшной детали похорон. Волки сортировали добычу, и вскоре Ингри поняла, что на взрослых они вымещали ярость и злобу, а детей целенаправленно куда-то оттаскивали.
Эта мысль пугала и сводила с ума своей циничностью. Звери так себя не ведут, и Ингри прекрасно осознавала, что эти твари не имеют никакого отношения к природе, которую привык наблюдать человек. То были дети чудовищной волчицы-матери, которую она видела на Утесах Квасира. Волчья госпожа рыскала где-то по Лиллехейму, и Ингри стоило больших трудов не тянуться к пистолету, когда она думала об этом.
До «фиата» волкам не было никакого дела, словно они понимали, что в таком случае им придется ждать, пока пассажиры, ослабленные жаждой или голодом, вылезут сами.
Ингри предприняла попытку поехать за здоровенным самцом, тащившим по переулку Венслекрокен маленького манекена в толстовке. Да, именно так: не мальчик, а гибкий манекен. Так ведь легче, да, старушка Ингри?
Но руль опять заблокировала промелькнувшая призрачная рука, словно набросок шизофрении, и «фиат», безразличный к судьбе «манекена в толстовке», покатил дальше. Кристофер неотступно контролировал их маршрут, и вскоре Ингри поняла, что они разъезжают кругами, приближаясь к центру Лиллехейма. Яростное и рычащее кольцо смерти сужалось.
Было и еще кое-что. Двери и окна многих коттеджей оказались выбиты чем-то вроде шахтерского кайла. Кто-то служил твари с Утесов Квасира, выпуская ее мерзкую стаю на волю.
– Тетя Ингри, это ваш сын? – неожиданно спросила Фрида.
Маленький голосок прозвучал до того внезапно, что дрожь пробрала каждого. Дети принялись осматривать улицы, выискивая того, о ком толковала Фрида.
– Мой сын умер, милая, – надтреснутым голосом отозвалась Ингри. Она повернула в сторону муниципалитета. К безопасному месту, если верить Арне Петтерсону, чей голос, звучавший из громкоговорителей, узнала Дэгни.
– Он прячется, – заметила Фрида с умным видом. – Когда хочет, сидит рядом. Когда хочет, помогает рулить. А иногда гладит вас по головке, когда вам сильно плохо.
Сидевшие справа от Ингри мальчики забеспокоились. Они искали еще одно место, где мог сидеть некий Кристофер, полагая, что уж на своем-то сиденье они по-прежнему одни.
– Ингри устала, ей не до шуток, – строго заметила Сандра и умолкла, заметив недовольный взгляд Дэгни.
– Но сейчас не смешно, а страшно, – возразила Фрида. – Я-то знаю.
– Думаю, нам пора закругляться с этой поездкой. Я сейчас отвезу вас в безопасное место, а сама поеду дальше, договорились? – Ингри старалась, чтобы ее голос звучал доброжелательно и спокойно, но всё равно выходило так, будто она пыталась разжевать хрустевшее стекло.
– А там будет мама? – поинтересовался один из мальчиков.
– Ты же видел, как ее забрали лохматые ангелочки, – напомнила Фрида.
– Помолчи! – шикнула на нее Дэгни.
– Это была не она! – И мальчуган разревелся.
Сидевший рядом мальчик тоже заплакал.
– Милые, я понятия не имею, кого мы там встретим, – наконец произнесла Ингри, когда рев детей начал действовать ей на нервы. – Я даже не знаю, будут ли это люди.
– Погодите… – прошептала Дэгни. Она прильнула к окну, и ее губы опять прошептали: – Погодите. Это…
На тротуаре топтался Дима. Вид у него был абсолютно ошалелый, он словно просчитывал в уме какую-то сложную задачку. Его носки уже давно порвались от бега. Канареечного цвета «фиат», забитый детьми, привел его в изумление. Подросток замахал руками и с воплями кинулся на дорогу.
– Стойте! Стойте! Это наш! – закричала Дэгни, стуча по сиденью хозяйки «Аркадии».
Но Ингри уже и сама притормаживала. На какой-то миг ей показалось, что руль опять взбрыкнул.
– Прекращай, Кристофер, это же ребенок, – прошептала она, надеясь, что ее сумасшествие не будет услышано.
Дверь хлопнула, и в салон ввалился запыхавшийся Дима, потеснив девочек. Дэгни крепко обняла его. Фрида с недоверием посмотрела на старшую сестру: обычно Дэгни предпочитала мальчиков лупить, а не обнимать.
– Мой отец – он… он… ульфхеднар! – с ужасом выпалил Дима.
– Кто-кто? – переспросила Ингри.
– Волкоголовый, – пояснила Дэгни и добавила: – Как и Хелен, что загрызла Матса. – У нее не нашлось сил назвать ту женщину – матерью, а ее жертву – отцом.