Сердечная подруга

Одной из первых моих эрекций я обязан матери Стефана. О, это была весьма эффектная дама! В сравнении с ней остальные мамочки казались садовыми гномами – коротконогими, толстозадыми, с прилизанными волосами. Это случилось на ежегодном празднике, проводившемся под Новый год в нашей школе. Танцы были в разгаре. Присутствующие глаз не сводили с мадам Вирц. На ней было платье с круглым декольте, подчеркивавшем красоту ее бюста, как дорогой футляр подчеркивает красоту драгоценного камня. Она была намного выше меня. Сперва меня это смутило, но вскоре я понял, что наша разница в росте имеет свои преимущества: я буквально утонул носом в ее персях. Мадам Вирц улыбалась и словно бы не замечала моей неловкости. В отличие от ее сына, я танцевал прескверно. Сама же она порхала в моих объятиях с легкостью балерины. Я смотрел, как подрагивают ее груди, как при каждом движении приоткрываются их коричневатые ореолы. Я ощутил странный дискомфорт внизу живота. Непонятная сила сжала мои яички, а пенис вдруг стал твердым, как дерево. «Ты такой бледный! – сказала мне она. – Может, что-нибудь выпьешь?» Я предпочел спрятаться в туалете, где с удивлением обнаружил между своих ног стержень напряженной плоти.

Я вспомнил первую девушку, с которой целовался, – рыжеволосую канадку с зубной пластинкой, о которую я изранил язык. Мне пришлось долго дожидаться ту, которая согласилась отдаться мне на диванчике со скрипящими пружинами. Мне в то лето было уже семнадцать. Кажется, ее звали Виржини, но я могу и ошибаться… В восемнадцать я познакомился с Брижитт, и она от меня забеременела. Она хотела оставить ребенка, но ее мать – спасибо ей! – отправила бедняжку на аборт.

Потом была Клер… Ах, Клер! Волосы, как у дикарки, а какая восхитительная круглая маленькая попка! Но она бросила меня ради другого парня. С тех пор я стал считать всех женщин мерзавками. Я вспомнил и о бедной Сандрин. Она была от меня без ума. Чем больше я ее отталкивал, тем сильнее она меня обожала. Потом появилась Элизабет, и я, как мне показалось, влюбился. Вот Элизабет в белом костюме в мэрии, вот она ждет ребенка…

Болезненное воспоминание: наша мертворожденная дочка, которая появилась на свет через год после рождения Матье. Я подержал ее немного на руках, потом передал безучастному доктору, а тот положил ее в маленький гробик и куда-то унес. Какой она была красивой, моя дочь! Изящная и розовенькая даже в смерти… Почему она умерла, так и не покинув материнского лона? Непонятно. Матка Элизабет превратилась в могилу. И она так никогда и не оправилась после этого удара. Наш брак, и без того ослабленный моими изменами, затрещал по швам. Отныне между нами всегда был призрак этого ребенка, которого я зарегистрировал в отделе записи актов гражданского состояния, чтобы ее жизнь, пусть и короткая, как траектория падающей звезды, фигурировала в истории семьи. Мы назвали ее Лара, Лара Бутар. Сегодня моей дочери было бы уже семнадцать…

В моей памяти запечатлелись и другие женщины. Я думал, что вспомнить их будет так же просто, как лущить зеленый горошек: точное движение ногтя вдоль шва на стручке, и горошинки послушно выскакивают на ладонь. Однако мои воспоминания текли неторопливо – так же неспешно мы перебираем четки…

Таня, мой первый адюльтер. Остальные почему-то казались теперь безвкусными, лишенными всякой остроты.

Моя первая проститутка. Вожделение и отвращение в одном флаконе. Я испытал стыд и благодарность, когда ее рот подарил мне предосудительное удовольствие…

Женщины, которых я страстно ненавидел. Соланж, подлая и хитрая, получила повышение, о котором я мечтал. Моя бывшая теща… Я презирал ее всей душой, а вид ее красно-каштановых кудрей и гнилостный запах изо рта вызывали во мне желание ее убить.

Но были и те, кем я втайне от всех восхищался. Доктор с ангельским лицом, оперировавшая Матье, когда он попал в больницу с острым перитонитом… Коллега, мать двух маленьких детей, у которой муж умер от рака, но ее душевная сила поразила меня до глубины души…

Некоторые женщины не внушали мне ничего, кроме презрения или отвращения. Например, супруга Стефана Сильви – полупрозрачная и всегда на шпильках. Или мадам Робер с воняющими подмышками и сиреневатыми от выступающих вен икрами…

И все те, кто сказал мне «нет». Их имена порождали во мне горькое ощущение бессилия.

Показался и конец этой длинной цепочки. Последней шла, сияя от счастья, моя прекрасная Жозефина. Но у нее за спиной вырисовывался еще один смутный силуэт, предпочитавший оставаться в тени. Женщина без лица. Констанция Деламбр.