Так появились международные торговые договоры, которые разрешали итальянскому и японскому концернам производить силикальцит по методу Лехта. Первые лицензии на силикальцит. Итальянские газеты сообщили: из русского силикальцита будут строиться дешевые и удобные итальянские дома.
В таллинских лабораториях появились ящики с песком, на которых значился пункт отправления — Неаполь. Первые испытания и исследования, первые детали домов были отправлены в Италию.
Потом начали поступать посылки из других стран — в них опять-таки был всего лишь песок. Самый обыкновенный песок вдруг стал дорогим продуктом. Его аккуратно распаковывали, бережно переносили с места на место, оберегали от каких бы то ни было внешних влияний.
И никто уже не удивлялся, что иностранные фирмы платят сотни тысяч долларов не за лес, не за машины, не за нефть, не за руду, не за золото, а за самые обыкновенные технические таблицы, чертежи. Такова великая сила технических идей.
Теперь Институт силикальцита должен был помогать не только советским, но и иностранным заводам. Лехт и Ванас совершили длительную поездку в Италию и Японию, где помогали крупным химическим концернам и строительным фирмам налаживать силикальцитные конвейеры.
Они вернулись в Таллин и сразу же собрали своих друзей и коллег.
— Какие новости? — как всегда, спросил Лехт.
— Приехал президент крупного итальянского концерна. Хочет купить монополию на право продажи силикальцита в восьмидесяти странах. Вы только посмотрите на этот чертов камень — он им всем вскружил голову! Как вы думаете, это выгодно для нашего государства? — спросил Тоом.
Лехт неожиданно помрачнел.
— Теперь у нас другие заботы.
— Какие?
— Прежде всего люди, которых я бы назвал «или-или»… Они считают, что в мире должно быть только одно — или силикатобетон, или силикальцит. Или цемент, или известь. Или то, или другое. Почему? Разве они не могут уживаться?
Лехт открыл пухлый портфель, с которым он не расставался, нашел листки с расчетами и продолжал:
— Вот посмотрите. Если верно, что население нашей планеты за двадцать лет увеличится на миллиард человек, то надо будет построить примерно двести пятьдесят миллионов квартир. Я считаю по четыре человека на квартиру в среднем. Так? Но не всюду есть цемент и не всюду он будет. Вот тут-то и сыграет свою роль силикальцит. Иначе говоря, хватит дела для всех заводов — и железобетонных, и силикальцитных, и силикатобетонных, и кирпичных. Как будто все ясно? Но является человек и говорит: «или-или». И его слушают. Теперь всех нас должно тревожить будущее, — вы же знаете: птица покидает свое гнездо.
— Что вы имеете в виду? — спросил Тоом (Лехт любил загадочные фразы).
— Вы когда-нибудь принимали участие в спортивных соревнованиях? Скажем, в беге на тысячу метров?
— В школе и в институте, — сказал Тоом.
— Я хорошо помню до сих пор это необычайное напряжение, ощущение собранности, внутреннего подчинения всех помыслов единой цели. Каждый из бегунов приготовился, пригнулся, боится пропустить тот момент, долю секунды, когда прозвучит выстрел стартового пистолета. Я все это хорошо помню. Так вот в ту минуту, когда мы подписывали соглашение о продаже иностранным фирмам лицензий на силикальцит, я слышал выстрел стартового пистолета. Поверьте мне, он отзывался в моем сердце.
— Ну что ж, если мы продаем, то идем впереди.
— Вот видите, — вскочил Лехт, — даже вы не хотите взглянуть за горизонт! Теперь-то мы впереди. У нас ещё нет ни конкурентов, ни соревнования. Сама жизнь как бы поставила нас впереди.
— Или изобретение?
— Допустим. Но теперь мы уже начинаем соревноваться и с итальянцами, и с японцами, и с американцами… Это мирное, очень благородное соревнование. Мы стоим теперь не очень далеко друг от друга. А стартовый пистолет уже прозвучал. И соревнуемся мы не с любителями в технике, а с мастерами высокой технической культуры.
Вот где должны с особой силой проявиться все преимущества нашего общества.
И снова путешествие в будущее или «по дороге за горизонт», как говорил Лехт. Все с трудом поспевают за его расчетами, за его фантазией. Теперь уже никто не сможет остановить то новое дело, которому они отдали все послевоенные годы. Лехт уже видел большой научный центр. Да, да — вблизи шоссе Мяннику, в Таллине должен вырасти такой центр, комплекс лабораторий, который будет открывать все новые и новые тайны в силикальците. И уж конечно никому не уступит первенства — ни итальянцам, ни японцам, ни американцам. Стартовый пистолет прозвучал, и надо идти, нет, не идти, а бежать, сберегая силы и дыхание, не увлекаясь, но и не задерживаясь. Как всегда, Лехт был во власти своей одержимости.
Ночью он разбудил Ванаса, уговаривал его никуда больше не ездить, спрятаться в лаборатории, и пусть все наконец поймут, что они находятся в начале пути. «Алло, алло, — кричал на весь дом Лехт, — в восемь утра встретимся в институте. Алло, алло, спокойной ночи, Лейгер».
Уже начинался рассвет, но Лехт не мог уснуть. Он был возбужден и звонил своим помощникам, просил их подумать о том и о том-то, к восьми утра прийти в институт с новыми идеями.