СЕРДЦА ЛИМОННЫХ КАНАРЕЕК

– Если я приложу к этому руку, меня ждет веселая пенсия, хе-хе-хе, – громко, на всю приемную продолжал директор. – Журналисты, консультации, интервью – одним словом, жизнь! Они еще попомнят старика Зиновия!

«Боже мой, Боже, что же мне делать?!.. Что же делать!?»

– Ладно, – сказал он еще мрачнее. – Меня вы зачем извещаете? Нас на процесс все равно не пускают. Мы же внушаем воспитанникам страх, и что-то там еще – так ведь считается?

– Зрителями не пускают, это так! – глазки директора сощурились. – А свидетелем? Не хотите попробовать?

Рано или поздно тормоз должно было сорвать. Лакша обнаружил, что стоит над директором и орет во всю глотку.

– Эй, Понос Иванович, ты что – забылся!? Ты помнишь, с кем разговариваешь?! У меня девочке семь лет, понимаешь, ты – енот?! Таблеток каких-нибудь наелся? Нанюхался? С чего вы все тут решили, что о других что-то понимаете?! Кто вы такие-то сами!?

Зиновий ухватил было историка за лацкан, но Лакша словно гусь крыльями широко отмахнулся, толкнул его и зашагал к выходу.

– Я не сержусь! Нет, нет, нет, – от тычка старикашка улетел к самой спинке дивана, ноги сучили в воздухе. – Я предполагал, что вы откажетесь. Я так и знал, но подумайте, прошу Вас, Лакша Матвеевич, подумайте! Поразмыслите, я подожду! Вдвоем мы с вами настоящую бомбу взорвем – мегатонную!

Последнее слово донеслось до Лакши уже из-за дверей.

                              7.

Закат, источающий персиковое сияние, коктейльной прослойкой лег меж тучами и горизонтом. Далекие, черные контуры фабричных труб отгружали в полоску света вычурные клубы дыма. Река сверкала фольгой, а пролегающее вдоль набережной шоссе гудело и мерцало красно-белыми искрами, взбираясь правее на длинную дугу моста, на котором рубиновая рябь стоп-сигналов уже еле ползла.

Амзейен стоял у окна. Под ним простирались лабиринты бетонных заборов, будки проходных, цеха, ангары и прочая бессмысленная архитектура промышленной окраины. Подходила к концу пятая неделя его работы в группе. Двадцать восьмое февраля. Впереди ждал март – еще один месяц в лужах и колючем карамельном снеге.

«И все-таки, – думал майор, глядя на роение огней. – Там люд копошится, хоть и на промозглом, да на ветру, а у нас даже в курилке окно задраено».

Здесь, в клинике, где их разместили, сырого воздуха можно было глотнуть, лишь пройдя измывательства на КПП: надо объяснительную писать, ждать звонка, получать под расписку вещи и т.д.

Сергей Нильсович поднимался сюда, на верхний этаж, чтобы помечтать. Курить он не курил, зато отсюда, с усыпанной пеплом лестничной площадки, открывался ему описанный выше вид на Москву, которым он любовался своеобразно, а именно меланхолично выискивая среди потока машин синие микроавтобусы такси. Это было не его направление, он жил на севере, но какая разница – маршрутки в столице все однотипные: высокие, поджарые, с широким поясом окон над ватерлинией. Опознать их можно было также по узкому табло на кабине, и по картонкам с цифрами на задней и боковой дверях, вот майор и подмечал их при выезде на мост. Ему были интереснее те, что шли из города и везли угрюмый отработанный материал в спальные кварталы; на такой же маршрутке ездил он сам, и те несколько встреч с Ней случались именно в таком набитом пассажирами фургоне, в подобный же час, в подобной же тряске и маете увядающего рабочего будня.

…самый первый раз был в канун Нового года. В салоне было шумнее и веселее, чем обычно, многие везли уже последнюю мишуру – пакеты с яствами, которые не полезут в рот, только зря куплено. Девушка напротив него никак не могла пристроиться бочком на сиденье, сначала он различил её профиль, она неоднократно убирала с глаз челку, а после повернулась к нему коленками. Некоторые не любят ездить спиной вперед; может, она из таких. Сняла варежку, отдала деньги, отвернулась. Ни пакета с собой, ни подарка. В сумерках её покачивало прямо перед ним, на расстоянии вытянутой руки, она рассеяно смотрела в окно… Гиацинт.

На второй остановке она вышла.

Снизу на лестнице послышались шаги, кто-то еще шел курить. Амзейен по привычке хотел напустить на себя вид – изобразить, например, что слушает кого-то, но опустив руку к карману, вспомнил, что мобильного нет, из соображений секретности сдан вместе с ноутбуком.

Прикинуться было не во что…

– Добрый вечер! – произнесла долговязая тень, выступая на площадку.

– Добрый… – ответствовал Амзейен, и тут же дыхание его перехватило – чужой надтреснутый голос опять заныл слишком неожиданно.

«– Оооох! Умудрился же я вляпаться! вот ведь влип, так влип! Жизнь короткая, а я в мёд заполз, и крылья, похоже, не расцеплю, не раскрою, слиплись… – Слипли-ись!»