Сердце

В такие минуты он говорит только о тебе и на сердце у него одна забота, — страх оставить тебя без средств и без помощи. Как часто, подавленный такими мыслями, входит он в твою комнату, когда ты спишь, стоит около твоей постели со свечой в руке и смотрит на тебя; потом он делает над собой усилие и усталый и грустный возвращается опять к своей работе.

Он часто ищет твоего общества, потому что ему хочется быть с тобой в те минуты, когда на сердце у него тяжело, когда у него бывают неприятности, как и у всех людей на свете; он ищет в тебе друга, чтобы утешиться и забыться, ему нужна тогда твоя любовь, чтобы обрести ясность, духа и мужество.

Подумай, как ему должно быть больно, когда, вместо ответной любви, он находит в тебе равнодушие и грубость!

Не выказывай же больше никогда, Энрико, такой ужасно неблагодарности!

Подумай о том, что даже если ты будешь стараться изо всех сил, ты всё равно никогда не сумеешь возместить все того, что он сделал и продолжает делать для тебя.

И подумай еще вот о чем: что такое наша жизнь? Несчастный случай может отнять у тебя твоего отца, пока ты еще ребенок, через два года, через три месяца, завтра.

Ах, бедный мой Энрико, как всё тогда сразу же изменится вокруг тебя, каким пустым и унылым покажется тебе дом, где ты будешь видеть свою мать, одетую в черное.

Ступай же, мой сын, ступай к своему отцу: он сидит в соседней комнате и занимается. Подойди к нему на цыпочках, чтобы он тебя не услышал, положи голову ему на колени и попроси у него прощения.

Твоя мама.

Прогулка

Понедельник, 19 июня

Мой отец снова простил меня и позволил мне поехать на прогулку, о которой мы еще в среду условились с отцом Коретти, продавцом дров.

Это был настоящий праздник.

Вчера в два часа, мы встретились на площади Статуто: Деросси, Гарроне, Гароффи, Прекосси, отец и сын Коретти и я. С собой у нас были фрукты, сосиски и крутые яйца. Мы взяли также жестяные кружки и кожаные стаканчики.

Гарроне принес тыквенную бутылку с белым вином, а Коретти — солдатскую фляжку своего отца, полную красного вина.

Маленький Прекосси, одетый в блузу кузнеца, держал под мышкой двухкилограммовый хлеб.

Мы доехали на омнибусе до Гран-Мадре-ди-Дио,[38] а потом побежали вверх, на холмы. Какая кругом была зелень, какая тень, какая прохлада!

Мы кувыркались в траве, плескались в ручьях, прыгали через изгороди.

Коретти-отец шел далеко позади, набросив куртку на плечи. Он курил свою гипсовую трубку и время от времени издали грозил нам, чтобы мы не порвали штаны.

Прекосси насвистывал, — мы никогда раньше не слышали, чтобы он насвистывал.

Коретти-сын на ходу всё время что-то мастерил своим складным ножичком длиной в палец; он всё умеет делать, этот парнишка, — мельничные колёса, вилки, дудочки.

Он обязательно хотел нести все вещи и нагрузился так, что пот лил с него градом, но это не мешало ему быть ловким, как козленок.

Деросси каждую минуту останавливался и говорил, как называется какой-нибудь цветок или насекомое, — и как это он умудряется знать столько вещей!

Гарроне молча жевал хлеб; когда кто-нибудь из нас разбегался, чтобы перепрыгнуть через канаву, он Подбегал с другой стороны и протягивал руку. А когда нам встречалась корова, то Гарроне сейчас же становился перед Прекосси, которого в детстве как-то забодала корова и который поэтому страшно их боялся.

Мы взобрались на вершину Санта-Маргариты и начали большими прыжками сбегать с нее вниз или скатываться кувырком.