Сердце

Я делала заметки, но не помню о чем. И не каждый вечер. Недлинные. Сначала на чеках, найденных в кошельке. Потом попросила у сестер бумаги для принтера. В сумке с вещами из дома, среди оберток от жвачки и березовых сережек, нашелся огрызок карандаша. Возможно, мне казалось, что написанное в этих обстоятельствах будет особо искренним и уникальным. Что таким образом я смогу использовать ситуацию, открыв что-то новое. В то же время эта мысль была омерзительной, и я старалась от нее избавиться. И тут младенец подавал звуки, ставя точку в моих размышлениях. Я складывала лист и совала его в книгу о Вирджинии и Ванессе, поствикторианских бунтарках – на самом деле, с большим облегчением. Я проверяла, не виднеется ли писчая бумага меж страниц книги, и ставила ее обратно на полку, где она казалась самой обычной. Младенец утихал, так и не проснувшись. Я вытягивалась на еще не застеленном серебристо-сером матрасе, глядела на снег за окном, пока не затуманивался взгляд. Снег всё падал и падал. Я смотрела на светящиеся трубки ламп, светлые стены, тени. Звякала крышка мусорной корзины, кто-то выбрасывал кофейную гущу, шелестели швабры в коридоре, и мы вплывали в новую ночь.

Сейчас я на минуту задумалась о воде – опять, но уже иначе. Не об озерах в пустыне и горных ручьях. А о простой радости жизни. О примитивной силе. О путешествиях. О высоченных волнах. Когда нет четких границ. О ранних утрах. Когда еще длится ночь. Когда добровольно мерзнешь. Переодеваешься на парковке. Когда тела – словно доски для серфинга, отлитые из золота. Неподвластные холодной влаге, водорослям, тревогам. Машины. Друзья. Быть внутри водопада, чтобы вода лилась по телу, по шее. Скользить в теплом, бирюзовом лесном озере. Пахнуть загаром.

Ехать на велосипеде в кромешной тьме без фонаря.

Крутить педали под ливнем без дождевика.

Родила я этого ребенка удачно, даже ловчее, чем его старших братьев. Впервые в жизни готовилась, читала книги о естественных родах. Смиренно ходила на йогу для беременных к йогине родом из семидесятых, где мы сидели кружком и беседовали среди драпировок из батика, хотя обычно я такого избегаю. Там мы должны были много думать о сердце. Мы лежали, слушая, как оно бьется прямо над зреющим младенцем. Всего лишь в нескольких миллиметрах. Визуализировали сердечную чакру и ее цвет – зеленый. Мы работали над раскрытием сердца при зажженных свечах. Младенцы слушали наши сердца, чтобы узнавать их удары после рождения. Этот ритм должен был означать безопасность, любовь, чувство дома. Но на самом деле сердце – это всего лишь физический орган. Мышца, которая сокращается под влиянием электрических импульсов и поддерживает в теле жизнь, качая насыщенную кислородом кровь, – пока однажды не перестанет. Теперь я не выношу конфет в форме сердечек и открыток с нарисованными сердцами. Больше никаких игр с этим образом.

Услышав, что у ребенка врожденный порок сердца, большинство думает, что в нем дырочка. Многие строят догадки, едва я начну объяснять – а лекции я читаю всем подряд. Женщины главным образом спрашивают, как я заметила, что он болен; в их глазах мельтешит страх беды. Мужчины слушают с серьезным видом, но вопросов не задают, и я быстро меняю тему. Я всё меньше и меньше сглаживаю детали. Излагаю всё до мельчайших подробностей, жестоко. Я восхищаюсь теми, кто умеет рассказывать без прикрас. Но и без лишних ужасов. Как хирург, который за несколько дней до операции широким шагом подошел ко мне в коридоре и сказал: операция сложная. Мы разрежем аорту малыша, удалим деформированный участок (и куда денете?) и сошьем здоровые концы (иголкой с ниткой?). Дуга аорты, то есть верхняя часть главной восходящей артерии тела, у новорожденного – шириной пять миллиметров. Во время операции концы фиксируют пластмассовыми зажимами. Будем надеяться, что они не соскользнут! Однако шутки в сторону. Мы войдем в грудную клетку сбоку, так что большого шрама впереди не будет (да какая разница, лишь бы он жил!). Его подключат к респиратору, но сердце будет биться всё время. (Его собственное сердце.) Прогноз хороший. А что если там есть еще какие-то проблемы, сказала я, которых вы не заметили? Милая моя, УЗИ делали пять раз. А если будет передозировка наркоза, и он не проснется? У нас очень опытный персонал. А если вырубится электричество? Разумеется, у нас есть запасной генератор. Но всякое бывает! Операция должна занять около двух часов. Когда закончим, мы вам позвоним.

Я восхищаюсь: ими. Я хочу быть как: они. Но рассказывать об этом у меня нет сил.