В прошлом году, когда папа узнал о моем романе с двадцативосьмилетним наследником правящего клана в Абрисе, то пришел в ярость. Он выставил Кайдена из дома, а мне велел прекратить отношения. И сейчас, когда связь действительно была разорвана, мы не пытались делать вид, будто в моей жизни не было мужчины из параллельного мира, беспорядочных скольжений или семи седмиц помутнения рассудка после того, как границы захлопнулись. Мы просто жили дальше, как умели, а время сглаживало острые углы и стирало неловкости. Хотя, подозреваю, будущая маменька до сих пор не знала и десятой доли того, что происходило в нашем доме прошлой осенью.
— А ты? — тихо спросил папа.
— Что я?
— Ты осуждаешь, так ведь? Анна старалась тебя не дергать с подготовкой к свадьбе, и у тебя могло сложиться впечатление, что она…
— Не считаешь, что странно спрашивать мнение дочери за час до венчального ритуала? — перебила я. — Анна кажется хорошей женщиной. И собачка у нее забавная. Полина тоже ничего.
— Я надеялся, что вы подружитесь.
— С Полиной, собачкой или обеими? — уточнила я, и когда папа не понял шутки, то закатила глаза: — Мы делаем отчаянные попытки, но у нас немножко разные цели. Не знаю про собачку, но Полина мечтает выйти замуж за королевского артефактора и купить туфли от «Колина», а я, наконец, получить диплом.
— Что такое «Колин»?
— Понятия не имею, но почему-то оно исключительно важно для удачного замужества.
— Для удачного замужества нужны какие-то правильные туфли? — не понял папа.
— Ты тоже не видишь взаимосвязи?
Мы встретились глазами, и на некоторое время в кабинете повисло острое, пронзительное молчание.
— Думаешь, что сможешь ужиться с Анной?
— Сам знаешь, я не планирую оставаться в столице, — пожала я плечами.
Полу-ложь прозвучала, и наступила глубокая тишина. Было слышно, как по холлу, стуча каблуками, ходила Матильда.
Отец, может быть, вызывал впечатление рассеянного профессора, погруженного в ученые изыскания, но, на самом деле, в проницательности ему было не отказать. Думаю, он давно догадался о причине, почему я не перевелась в престижную Королевскую Академию, отклонила абсолютно все, даже самые выгодные, предложения по службе, и сейчас бралась только за бесплатные заказы Ее Высочества, которые просто не имела права игнорировать. Папа знал, что я планировала побег, но мы всей семьей единодушно делали вид, будто мне до дрожи в коленях хотелось получить красный диплом Кромвельского Университета.
— Экипажи уже у крыльца! — позвала из холла Матильда. — Демитрий, ты должен ехать за невестой!
— Мне пора, — вздохнул папа.
— Мы тоже сейчас поедем в храм. Анна хотела, чтобы ей под ноги бросали розовые лепестки, надо раздать гостям корзинки. Не считаешь розовые лепестки — перебором?
— Просто попытайся быть снисходительнее.
— Ты же знаешь мой характер. Сейчас я проявляю чудеса очарования!
Папа поцеловал меня в лоб, потом крепко обнял. Вдруг над ухом раздалось подозрительное шмыганье. Вот уж не ожидала от сухого, как столетняя баранка, отца сентиментальности!
— Ты же не собираешься заплакать? — уточнила я. — Потому что я не представляю, как успокаивать плачущего отца. У меня наверху есть нюхательные соли. Не знаю, отбивают ли они желание порыдать в жилетку дочери, но желание их нюхать точно отбивают.
— Ты знаешь, что всегда несешь вздор, когда нервничаешь? — отстранился отец с улыбкой, и все-таки его глаза покраснели от мелодраматических слез.
Когда мы вышли в холл, то тетка была, как на иголках.
— Мне надо забрать из комнаты клатч, — объявила я, поднимаясь по лестнице.
— Поскорее, — сварливо подогнала меня Матильда, почему-то считавшая, что мы всенепременно опоздаем на церемонию, а взбешенный отец вычеркнет из семейной книги меня и впишет Полину. — И возьми перчатки!
Вернувшись в спальню, я сгребла с кровати перчатки, подхватила с туалетного столика клатч с нюхательными солями и прочими мелочами, чтобы при случае откачивать впечатлительных дам, но вдруг краем глаза заметила, что от «Сердца Абриса» исходило свечение. Символы пульсировали, то загораясь ярким светом, то затухая. Стрелки вертелись в одном направлении. Взяла артефакт в руки, поднесла к глазам, чтобы лучше рассмотреть, какой из знаков не пробудился. Металлический корпус был нагретым.
Неожиданно руны вспыхнули, выплеснув мне в лицо яркий свет.
— Проклятье!
Перед глазами поплыли радужные круги. Проморгавшись, я посмотрела в зеркало — не размазалась ли от выступивших слез тушь — и оцепенела. За моей спиной отражалась вовсе не детская с розовыми стенами, а сумрачная чужая спальня с огромной аккуратно заправленной постелью, и начищенным паркетным полом.
— Светлые духи! Валерия, куда ты провалилась?! — закричала снизу Матильда и закашлялась. — Кеб ждет!
Я заставила себя повернуться. Как в страшном, мучительном сне, приобретшая неожиданную глубину комната была разделена на две части невидимой линией. С моей стороны жаркое теветское солнце рисовало на полу мозаичную тень от окна, а на другой половине — в окно хлестал дождь.