Сердце Абриса

   — И что? — наконец, вымолвил он. — Ты уже подготовила свадебное платье?

   Я почувствовала, как вытягивается лицо. Кажется, даже схватиться голыми руками за клинок фамильяра было не настолько больно. Скрытая в словах насмешка била наотмашь, словно отрезвляющая пощечина.

   — Извини, Валерия, ты, безусловно, красивая юная женщина, меня к тебе зверски тянет, но я не верю, — развел он руками, и его честность снова ударила, еще сильнее, еще больнее. — Я бы никогда…

   — Мы любили, Кайден! — перебила я, желая уйти под воду, захлебнуться и умереть, но не видеть его лица, желательно, никогда. — И нам обоим стоило многих сил признаться в этом хотя бы самим себе. И чувство это — простым не было. Оно обошлось нам дорого. Тебе и мне. Возможно, слишком дорого. Поэтому не смей насмехаться над тем, чего ты не помнишь или не понимаешь!

   Расплескивая воду, я резко встала на ступеньке. Кайден не пошевелился, хотя одежда у него промокла. Он смотрел. Вдруг я вспомнила, что обнажена и прикрыла руками порозовевшую от горячей воды грудь. Порывисто вышла из термали, все-таки заставив его отодвинуться, и начала быстро одеваться. Влажные холодные тряпки неприятно липли к мокрому телу.

   Пока я пыталась справиться с закатавшейся жгутом майкой, Кайден залез в спрятанную за перегородкой стенную нишу и вытащил мягкое полотенце.

   — Сначала вытрись, — протянул он мне.

   — Переживу, — зло фыркнула я, пытаясь завязать штаны.

   — Лера, что ты хочешь от меня услышать? — неожиданно разозлился он. — Хочешь, чтобы я признался в любви? Хорошо. Я люблю тебя! Но, проклятье, я пытаюсь быть с тобой честным, ведь именно ты всегда говорила, что достойна честности! Или, может, я чего-то неправильно вспомнил?

   Я оторопела и, кажется, даже рот открыла. Он продолжил негромко, холодно, даже несколько снисходительно, но в голове его хлесткие, обидные слова троекратно усиливались, превращаясь в яростный крик:

   — Конечно, что еще может быть в голове у двадцатилетнего ребенка, кроме любви? Хочешь, открою тебе правду, Валерия? Слово «любовь» специально придумали, чтобы совращать наивных созданий, похожих на тебя. Разве ты еще не поняла? Я всегда мастерски умел манипулировать этим словом. С тобой точно сработало…

   — Довольно! Ты меня убедил.

   Глубоко вздохнула, чтобы вернуть спокойствие. Начала мысленно считать, позволяя колючему безмолвию заполнить пространство купальни. Дошла до пяти и сорвалась. Как обычно в моменты сильного душевного напряжения, я выпаливала все, что приходило в голову, хотя стоило промолчать, чтобы не демонстрировать, насколько глубоко он сумел меня ранить этой своей «честностью».

   — Хотела промолчать, но меня разорвет от злости, потому я все равно скажу! — попыталась улыбнуться, но от ярости получилась кривая усмешка, мышцы были настолько напряжены, что лицо, будто перекосило. — Когда-нибудь, Кайден Николас Вудс, ты влюбишься по-настоящему. Настолько сильно, что покажется, будто сходишь с ума! Ты пойдешь к лучшему другу и начнешь умолять дать успокоительные порошки, но снадобья окажутся бессильны. Как же ты будешь мучиться! А потом у тебя заболит в груди. Вот тут. — Я ткнула дрожащим от ярости пальцем ему в крепкую грудную клетку, чуть повыше солнечного сплетения. — И ты с изумлением обнаружишь, что у тебя, оказывается, есть чертово сердце. Бабах! Полная капитуляция разума перед чувствами. Жаль, меня уже не будет рядом, чтобы насладиться зрелищем, как у наследника темного клана начнет подтекать крыша.

   Он схватил мою ледяную руку и насильно прислонил раскрытую ладонь к груди. Его сердце грохотало.

   — Полагаешь, что у меня в груди ничего нет? — хмыкнул он.

   — Отпусти, — дернулась я.

   — Нет, — покачал он головой, но между тем освободил. — Только невинные девчонки и кретины верят в большую любовь. К кому тебя причислить, Валерия? Видимо, невинности я тебя все-таки лишил, значит, ко вторым? Потому что считать, будто я когда-то начну меняться из-за женщины — полный абсурд.

    Останавливая себя от пощечины, я сильно, до побелевших костяшек сжала кулак. В ладонь вонзились ногти.

   — Ты не станешь меняться, Кайден, — голос звучал глухо, и точно со стороны. — Зачем? Ты из тех мужчин, кто ради любви крушат миры.

   Чудом не поскользнувшись на мокром плиточном полу, я развернулась и направилась к выходу. Вернее, туда, где он, как мне казалось, находился. И закономерно обнаружила стену. Эффектный уход из властительской купальни сорвался. Второй попытки, чтобы не выглядеть еще большей дурой, я предпринимать не пожелала, а выпалила:

   — Где здесь долбанные двери?!

   Каменные своды отразили звенящий от злости голос столь же взбешенным эхом.

Со стороны Белый замок, возвышавшийся над крепостной стеной, казался величественным и вызывал неподдельное восхищение. Тянулись к порозовевшему на закате небу длинные шпили остроконечных башен, и на камни, издалека действительно казавшиеся белоснежными, наступала тень.

   — Отсюда он выглядит таким мирным, — вымолвила я.

   — Ненавидишь это место? — спросил знахарь, сидевший рядом со мной на большом плоском камне.

   — Не ненавижу. Просто не хочу быть его частью.

   — А как же Кайден?